Ура!. Сергей Шаргунов

Чтение книги онлайн.

      Я написал «Ура!» в двадцать лет, в самом начале нулевых.

      Скажу просто: захотел нарисовать героя, наблюдая мрачное, мутное и дурное вокруг.

      Но какими красками рисовать? Герой не мог быть слащавым и плоским.

      И я решил: пускай он коснется дна и, захлебываясь, всплывет… И, всплыв, заорет.

      Герой – резок и диковат. Окруженный безумными и будничными трагедиями своей родины, отведав боль, он – наперекор всему – выбирает солнечный стиль атаки.

      Повесть «Ура!», едва появившись в журнале «Новый Мир», возбудила многих. Кто-то возмутился, а кто-то восхитился.

      Сегодня главные идеи и порывы этой книги, которые десять лет назад удивляли и отпугивали ни одного издателя, стали, простите, трендом. Только автору не легче. Ведь доблестные порывы и честные идеалы похищены и обессмыслены официозом.

      «Ура!» – о ярости созидания.

      «Ура!» – вой молодого волка, перерастающий в декламацию стихов.

      «Ура!» – это букет пощечин.

      …Но никто не очнулся…

      Крошка моя, я по тебе скучаю!

      – Па-авел? – вкрадчиво звучит в телефоне. – Привет, это Алиса, – голый обиженный голос.

      – Я не хочу с тобой разговаривать, – отвечаю я и вешаю недавнюю любовь.

      Тугое ее тело покачивается на виселице, взбалтывая мрачными грудями.

      Зовут меня Уражцев Павел, мне двадцать, на дворе – двухтысячный год, и я ищу хорошей любви. И у меня, кажется, начинается такая любовь к одной крымской девочке. Я был там этим летом. Свел нас ее брат, который у меня прикурил на улице. Прикурил, а затем мы с ним разговорились.

      Всего четырнадцать Лене. «Модельная внешность», как все говорят, чавкая этим определением. Точеная, с уже пружинистой грудью, с огромной усмешкой серых глаз, и тонкими скулами, и крупным ярким пузырем губ. Я бы сравнил ее красоту с уродством. Слишком красивая, почти уродец. Зверская красота. У нее и фамилия зверская и сочная – Мясникова.

      Она живет с матерью и братом в хилой лачуге в деревне Ливадия. Прикинь, нет ни одной книги в доме, кроме засаленной брошюрки «Сад и огород»! По экрану старого телевизора – серая рябь… Зато у порога растет деревце алычи с желтыми ягодами и на зиму Мясниковы обставляются банками прозрачного компота. Отец, русский морской капитан, давным-давно скрылся. Мать – хохлушка Надя, уже с морщинами и дряблостью, раньше работала в Ялте официанткой, а теперь иногда выезжает в Одессу торговать тряпками. Брат Славик старше Лены на год и совсем неказистый.

      Он еле кончил восемь классов, хотя хваткий малый, и тусуется на пятачке в центре Ливадии с ровесниками. Пацаны тягуче сплевывают в горячую пыль (это стиль тут такой – плевать тягуче!) и ждут машин, какие бы помыть, к вечеру нажираются, укуриваются хэша, Славик приползает домой. Он деградирует день за днем, и речь его в подражание корешам бредово-блатная. Славик чрезвычайно горд сестрой.

      – Блин, – говорит, и в улыбке обломок зуба. – Я иду по местности и горжусь, Паш, потому что я знаю, КАКАЯ у меня сестра. Если б я ей не был братом, я бы ее… Я бы ее, Паш, имел – и плакал, имел – и плакал… – гордость распирает его, и он выпячивает впалую грудь.

      Славик так КРИЧИТ. Кричать – значит заявлять, рассказывать о чем-то. И у меня в душе все кричит. И я тебе, читатель, подробнее прокричу про Лену Мясникову!

      Целый день работает Лена. Ее наняли за бесценок в подвал, час за часом она обтягивает скользкие бутылки бумажными наклейками, бутылки поддельного вина. Работает на криминал девочка. Я однажды зашел в этот подвал на уровне фундамента старинного здания, некогда царской конюшни. Кто-то грубо бранился, а в ответ – шуршащие покорные звуки труда. Дверь в комнату труда была приоткрыта, резкий уксусный воздух.

      – Че тебе? – дернулся ко мне горькоротый, с раздутой щекой мужик.

      Тут Лена меня заметила, она подбежала, отделившись от молодых и немолодых теней. Ноздри ее тонко дрожали гневом:

      – Мне выговор будет. Мне нельзя отлучаться. И сюда не ходи. Все!

      Я поднимался по лестнице на солнечный воздух, а за спиной звучал мужицкий голос, вымазанный в грязи:

      – Иди, иди, топай!

      Я топал. На улице праздной ногой поскользнулся на ягодке алычи. Удержал равновесие, солнце скакнуло в глазах. Ах, как сладко и легко на поверхности!

      Вечером Лена, осунувшаяся, выбирается из подвала, за ней цепляется некто Юля. Тоже работница с бутылками, мелкая дурнуха, помидор рожицы под копной черных волос. Девочки освободились и, нарядившись, отправляются в Ялту. Оторваться, оттянуться! Надо ловить момент, СКАЧАТЬ