Сталин не жалел денег на лечение Ленина. Игорь Емельянов

Чтение книги онлайн.

      Первыми пришли немцы. В день 52-летия Владимира Ильича, 22 апреля 1922 года, профессор Берлинского университета Мориц Борхардт водрузил маску с эфиром на лицо вождя. Хирург, считавшийся одним из лучших в мире, привез чемодан инструментов и раствор новокаина. На шее Ленина был сделан разрез в 3 сантимет ра. Борхардт быстро зафиксировал и вытащил одну из двух пуль, попавших в Ильича 30 августа 1918-го - при покушении на него террористки Фанни Каплан. Тогда их извлекать побоялись. Вторую пулю достали лишь в 1924-м, после смерти вождя. Призвал светило из Германии глава Наркомздрава Николай Семашко - по рекомендации лечащего врача Ленина Владимира Розанова. Несмотря на кажущуюся простоту операции, гонорар берлинского гостя оказался фантастическим (все суммы - в главе «Деньги любят счет»). Позже, когда состояние руководителя страны стало ухудшаться, Ильичом занялся уже «русский немец», профессор, невропатолог Василий Крамер, который стажировался в Германии еще при царе. Именно он оставит отчет о мерах по спасению Ленина и о причинах его смерти (наряду с профессором Алексеем Абрикосовым). Осенью 1922-го Крамер запросил «помощь друга». Начались уговоры основателя нейрохирургии, невролога Отфрида Ферстера. А 21 января 1923-го (жить Ленину оставалось ровно год) глава советской дипмиссии в Берлине Николай Крестинский пишет Сталину: «Те суммы (см. главу «Деньги любят счет»), которые мы ему (Ферстеру) уже передали и которые еще дадим, по нынешнему немецкому масштабу представляют уже достаточное обеспечение. Если профессор оценит свой отказ от немецкой ученой карьеры еще в несколько десятков тысяч рублей, мы за этим, я уверен, не постоим. В Москве ему можно предоставить или кафедру в университете, или аудиторию из практических врачей». Ферстер сопротивлялся, но все менее решительно. А русские давили не только по телефону. Они приезжали в Бреславль, где невролог практиковал. И делали предложение, от которого нельзя отказаться. Уже 25 января Крестинский шлет вторую депешу Сталину: «Под первым впечатлением Ферстер ответил отказом, мотивируя тем, что на старости лет (хотя ему всего 50 лет. - Ред.) не изучит русский язык. И что без материалов своей клиники не сможет закончить уже начатых научных трудов. Но дал согласие в любую минуту выехать в Россию, бросив лекции и больницу, если состояние здоровья В. И. ухудшится.  Он удивлен, что не получил ни одного письма от Крамера, обещавшего присылать ему отчеты о здоровье В. И. каждые 8 дней». В итоге в феврале Ферстер дважды в Москве осматривает Ильича. А в начале марта  вновь спешит в советскую столицу. В компании патофизиолога Оскара Минковского и «любимца партии» товарища Бухарина. Наши же дипломаты бьют в набат. Телеграфируют и Сталину, и Троцкому с Молотовым: с немцами не расплатились за уже оказанные услуги! 9 марта 1923-го из Берлина в Москву летит депеша. Руководству партии товарищидипломаты напоминают: «За последние две поездки проф. Ферстер не получил никакого вознаграждения. В Москве с ним никто на эту тему не заговаривал». И в конце важное уточнение: «Не думаю, чтобы дать Минковскому такой же гонорар, какой давали Ферстеру и Клемпереру, когда они ехали в экстренном порядке, на аэропланах. Необходимо сейчас же после приезда профессоров урегулировать и эту сторону их поездки». Конечно, «вопрос урегулировали». А в середине марта, поскольку Ленину лучше не становилось, Политбюро идет на экстренные меры. Постановлением ЦК от 15 марта 1923 года решено собрать в Москве расширенный консилиум «с привлечением всех медицинских сил, которые... могут быть полезны для постановки диагноза и правильного лечения т. Ленина». Под выпиской из протокола стоит подпись Сталина. Вечером в Берлин летит шифрограмма под грифом «совсекретно» от Сталина и Карахана полпреду Крестинскому: «ЦК просит вас немедленно принять меры к отправке в Москву следующих профессоров: Нонне из Гамбурга и Штрюмпеля с Бумке из Лейпцига». Столь же категоричная шифрограмма отправляется в Стокгольм.