Сомнение. Наталья Николаевна Гайдашова

Чтение книги онлайн.

      – Не люби-и-ишь! – протянул Носик. Он помолчал, потом сказал коротко, как отрезал. – Не любишь.

      Какое-то время они сидели в тишине, но Носик не удержался и задал очередной вопрос:

      – За что ты мать его не любишь?

      Михалев сказал сразу, не думая:

      – Потому что она …

      Он назвал её очень обидным для женщины словом.

      Носик с интересом смотрел на Михалева, но когда услышал ругательство, то испуганно отвёл глаза в сторону и притих. Казалось, что Носик боится пошевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание Михалева.

      – Не бойся, – сказал Михалев, – я не злой. Просто она меня обманула и очень этим обидела.

      – А если моя мама тебя обидит, то она тоже станет …

      Носик смутился, но слово произнес.

      – Нет! – твердо сказал Михалев. – Даже если она меня обманет, я всё прощу.

      – Почему?

      – Люблю её. – с тихой улыбкой ответил Михалев.

      – А меня, – Носик отвернулся от Михалева, – меня будешь любить?

      – Почему буду? Я уже люблю тебя. – усмехнулся Михалев.

      Он положил тяжёлую руку на белобрысую голову Носика, потом рука плавно соскользнула к подбородку мальчика, и два пальца Михалева обхватили и некрепко сжали курносый нос, из-за которого мальчика и прозвали Носиком.

      – Эх, ты! Носик-курносик!

      Больше они не разговаривали. Молча кидали удочки и сосредоточенно смотрели на воду. Но, увы, клёва не было. В дремотной тишине вечера только малек плескался в реке, пищали комары со всех сторон, и стрекотал кузнечик в высокой траве у берега.

      – Не видать нам сегодня рыбы, Носик. Нету клева. – с досадой сказал Михалев. – Пойдем домой.

      Они собрали снасти. Вышли на дорогу. Михалев взял тонкую ручку Носика в свою мозолистую ладонь, и они пошли рядом. Михалев шагал размашисто и крепко ставил на землю ноги, обутые в резиновые пыльные сапоги. Носик же семенил рядом, пытаясь попасть в такт шагов Михалева, но у него это плохо получалось, и он постоянно сбивался. Его худенькие ноги болтались в широких голенищах сапог и при каждом шаге глухо стукались о твёрдую резину. Михалев не замечал этого. Его лицо было напряжённым, какая-то мысль не давала ему покоя.

      В надвигающихся сумерках две фигуры удалялись по дороге. Уходящее солнце как будто обсыпало золотой пылью верхушки деревьев и тёмно-синий горизонт неба. На берёзах уже кое-где выделялись на фоне зеленых ещё крон редкие, тронутые желтизной, пряди. Близилась осень.

      Высокий, сутулившийся Михалев, шёл с низко опущенной головой и рядом с ним, едва доходя ему до пояса, торопливо перебирал ногами Носик. Впереди показались дома. Михалев с Носиком подошли к крайнему дому, зашли в калитку. Михалев отпустил руку мальчика, и тот вбежав на крыльцо, рванул на себя дверь и скрылся в доме. Михалев же поставил в сарай удочки, сел на скамейку у дома, закурил. Из открытого окна доносились голоса, но Михалев не вслушивался в разговор. Звонко, с увлечением что-то рассказывал Носик, ему отвечал мягкий и ласковый женский голос. Михалев закрыл глаза, выражение лица у него было усталым. На крыльце появился Носик.

      – Папка, пойдём ужинать, мамка зовет.

      Было слышно с каким удовольствием мальчик произносит слово «папка».

      – Папка, – с горечью в голосе тихо произнёс Михалев, – чужой мальчишка будет называть меня отцом, а свой родной… У меня же были только подозрения, не одного доказательства… А Вера гордая, даже оправдываться не стала… Дурак я, дурак, что натворил!

      Короткие мысли хлопками взрывались в голове Михалева, наполняя её вязкой тяжестью и лишая возможности сконцентрироваться. Ему казалось, что он получил сильный удар по голове, так гудела и страдала она.

      – Обман! Не верю ей… правду не скажет. Эх, пропади всё пропадом!

      Выкурив две сигареты подряд, Михалев поднялся и медленно вошел в дом.