легким движением ноги толкала вагонетку и та, набирая скорость, уверенно поднимала вагонетку с углем «на гора». Людмила тут же уходила. Работяг она жалела, никогда не упрекала и никогда не отказывала в помощи. В детстве у неё были проблемы с учёбой. Колы, двойки в школе постоянно украшали её дневник. Иногда она боялась идти домой, сидела на пеньке и плакала. Нет, она никогда не плакала, она орала. Перепуганные соседи бежали к бабушке: «Опять орет на всю округу Ваша Людмилка, полудурок». На что бабушка спокойно, рассудительно, как обычно, парировала: «Нет, она не полудурок, она полоумок, значит, получила очередной кол или двойку. Проорётся, проголодается и сразу поумнеет – прибежит». Баба Саша знала своего ребёнка. Поскольку своих детей Людмиле Господь не дал, она заботилась о своей маме – моей бабе Саше до конца своей жизни. Одевала, обувала её в очень по тем временам дорогие вещи, кормила досыта и всегда радовала вкусненьким. Мать для неё была божеством. Умерла тётя Людмила неожиданно и, как баба Саша сказала, «нечаянно»: пошла попрощаться с умершей соседкой из ближайшего дома. Через какое-то время приходят к бабе Саше и плачут: «Умерла Ваша Людмила». Баба Саша отвечает: «Нет, умерла Катерина, а Людмила пошла проститься». Рассказали, как это случилось: только от дома с покойной отъехал катафалк, видят, Людмила упала замертво, кровоизлияние в мозг. Народу на её похороны собрался, наверное, весь Прокопьевск, на шахтах долго гудел прощальный гудок, оркестр играл, говорят, даже слезу вышибало из оркестрантов это зрелище. Скажу еще о воспитательных мерах тёти Людмилы по отношению к Боре (брату моему), которого она взяла, когда папу нашего, а вскоре и мамочку несправедливо арестовали по политической статье, как врагов народа. Она не отдала Борю в детдом, не побоялась, что брата осудили как врага народа. Она старалась уберечь племянника от дурного влияния улицы. Ей хотелось, чтобы Боря учился, учился и учился и знал бы дорогу в школу и домой из школы. Тайком от тётушки Боря научился играть на кларнете, участвовал в ансамбле, потом в оркестре, играл на танцах. Об этом «пронюхала» тётя Людмила, появилась на танцах, подошла к Боре и, заглушая весь оркестр, сопровождая звонкими пощечинами, приговаривала: «Вот тебе за танцульки, вот тебе за пляски, вот тебе за сыспляски». И удалилась, выполнив свою воспитательную миссию. Боря доиграл всё-таки, хотя его губы и щёки от прикосновения крепких шахтёрских тётушкиных рук разбухли. В таком виде он пришёл домой. Баба Саша, увидев внука в распухшем обличье, подвела его к Людмиле и сказала: «Не надо обижать сироту». Людмила по привычке шмыгнула носом, что означало «поняла», и перестала Борю преследовать, купила ему дорогущий бостоновый костюм, добротные теплые ботинки и выдавала ежедневно на мороженое. А Боря стал приглашать её на концерты, чем она отныне гордилась. По вечерам, собираясь в Дом культуры на концерт оркестра с участием племянника, она бабе Саше сообщала: «Я на танцы».
СКАЧАТЬ
