Карл, герцог. Александр Зорич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ он наг, даром что в кальсонах, наг, как Адам Пеннорожденный. Придется подойти к лавке, поклониться россыпи костей (Северная Корона в апрельском небе) и сунуть драгоценное письмо Бартоломео. Тот с миной заседателя верховного магистрата – он и вправду некогда (никогда?) был (не был?) кем-то в Совете Десяти – разворачивает письмо. Раз: осьмушка – в четверть. Два: четверть – в половинку. Три: целиком, цельное, целое!

10

      Луи поет альбу[40] под оконцем мощной резвушки. О-ля-ля, оконце, в оконце лилейный цвет.

      Луи, дурным голосом:

      – О-ля-ля, каковы красотки!

      Бартоломео читает.

      – Можете вслух, – небрежно, протяжно, терять нечего, разрешает Франческо.

      «Когда я думаю о Флоренции, то представляю себе дивно пахнущий город, похожий на венчик цветка: ведь ее называют городом лилий, а наш собор называется Санта Мария дель Фьоре».

      Бартоломео, морщась:

      – Что за жеманная ерунда?

      Франческо, победительно:

      – Читайте-читайте.

      «Когда же я думаю о тебе, то представляю себе дивно пахнущий цветок, похожий на эдемскую лилию: ведь ты же называешь ее своей лилией, а мой собор – Сан-Марком дель Фьоре».

      ‘О – ‘о, наш Франческо, акула пера! дон-жуан! паровая машина желанья! Даже Никколо избрал его центром своего внимания, даже Никколо. А ведь, казалось бы, Карл и Луи – картинка куда как живее. Бартоломео посрамлен гением эротографии, растерян, но не отступает: все равно лишь пс-с-с, вся эта писанина – чисто для отвода глаз, и траты на девушек – тоже.

      Никколо в восторге аплодирует младшему братцу: знай наших! Каза вы-ы-ынужден рассмеяться: ха-ха-ха, как мило. Франческо улыбается, Никколо хохочет, итальянская партия на банном приеме взрывается весельем, в веселье взвивается пламя над крышею бани, в щелях стропил перебегают язычки, язычки, тошный дым оборачивается вокруг балок, кровля летит искрами – салют господину небесному фейерверкеру!

11

      В глазах шлюхина сына Луи, возведенных горе, блестят непристойные иероглифы, сложенные из чернеющих перекрытий; он ликует, поверженный ликующей Франсуазой, и в хлопьях опадающей сажи они ослепительно неотразимы, как некий юный рыцарь, что в том году спас чудотворную статую святого Бенигния[41] из-под горящих сводов нашей часовни: выбежав, черный, словно Сатанаил, на свежий воздух, он упал без чувств, да его еще сверху придавило дородными статями святого мужа. Он пробыл два часа в мистическом экстазе, а потом отец хотел пожаловать ему, нет, я сейчас больше не буду, нет, слушай же! – достойный лен на юге, в Шароле. Но он, так и не открыв своего лица, ускакал прочь. И только тебе я могу довериться, если бы не уголек, упавший на папирусно-нежное плечо Лютеции, вскрикнувшей, испуганной, недовольной. Ignis sanat[42] – успокоил бы ее Карл, если бы знал латынь, если бы не был сам перепуган до смерти. Огонь-то настоящий, словно сотни опаклеванных стрел из темноты, из ниоткуда, пробили стены и… тьфу ты, какая гадость – «опаклеванных». СКАЧАТЬ