14 дней в поезде, который совершенно никуда не идет. Станислав Курашев

Чтение книги онлайн.

      Привязывают к кровати, дверь закрыта, кормят как зверей, внося в комнату поднос.

      Первый день я пролежал в обычной тоске, народ в палате (так и хочется написать – «камере») был что-то очень громок, и только те, кто был в тусклой алкогольной коме, – тускло молчали.

      Поводом для насмешек был тихий человечек (своеобразный тип Акакия Акакиевича – алкоголика) со странной фамилией – Сидоров.

      Мои добрые товарищи по палате придумали ему дружеское прозвище – Царь зверей.

      Он какой-то деревенский, в смысле – колхозный, но настоящее его призвание иное – санитар-любитель.

      Когда я в первый раз после капельницы открыл глаза, то сразу увидел перед собой расплывчато-доброе лицо Сидорова.

      – Может, пить хочешь? – с тайной надеждой спросил он.

      – Да нет, спасибо, – пересохшими губами ответил я.

      Потом он с живейшим интересом наблюдал за движением жидкости в капельнице, и когда осталось капель восемьдесят семь и нужно было привешивать иной пластиковый пакет с очередной гадостью, он бросился к двери и с тревогой в голосе стал звать медсестру.

      12.08.2009 (среда, утро)

      Прервался вчера, потому что писать в таких условиях невозможно.

      Пишу я это уже в палате номер два, куда меня (слава кому-то там из пантеона) перевели в понедельник вечером.

      Там писать было невозможно из-за практических причин: там не дают ни ручек, ни карандашей (очевидно, чтобы пациенты случайно не поранили друг друга), ни телефонов, ни часов и так далее, там у нас отбирают все, даже одежду, выдавая взамен кальсоны, тоненькую белую рубашку из какого-то простынного (кто-нибудь вроде Казановы написал бы, просто из одного упрямства – «льняного») материала с грустным треугольным вырезом на груди, и – по желанию, если вдруг человеку станет холодно – шерстяную рубашку с символическими квадратами разных цветов.

      Во второй же палате – три наркомана, один старый зэк и так далее.

      Шум стоит жуткий, часов до пяти утра.

      Но, как любил говорить Ахимас Вельде – как там это будет по-немецки – итак, все по порядку.

      Когда привозят какого-нибудь новенького, Сидоров в любое время дня и ночи, спит он или нет, встает рядом с кроватью новенького и тщательно следит, чтобы ему несильно привязывали руки, приносит ему попить (у нас на всех одна двухлитровая бутылка воды, которую мы наполняем, когда нас ведут в туалет, туалет только днем, ночью же в нашей палате рядом с дверью ставят ведро для отправления естественных нужд) или же просит сестру принести утку, что помогает, к сожалению, не всегда.