Бесконечно далёкой. Генри Ким

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ о представления о смерти, но не нужно меня считать из-за этого изгоем. До двадцати лет я никогда не ходил на кладбища. Родственники умирали, и когда я был маленьким, и когда был подростком, но я никогда не хотел идти ни на похороны, ни на святки. Наблюдая за плачущими членами семьи, за их мрачными горькими лицами, я предпочитал оставаться дома и клевать со стола «поминочные» конфеты. В двадцать лет я устроился на кладбище сторожем на подработку, и впервые взглянул на смерть, как на быт.

      – Это место не для развлечений, – ответил я сам себе на вопрос о цитатах. – Люди приходят сюда, чтобы работать.

      Пока я убирал ветки с дорожек или чистил их от снега, я отмечал некоторые вещи. Например, я заметил, что людям всегда требуется какой-то повод, чтобы посетить это место. Похороны, дни рождения, праздники, вроде дня матери, отца или церковных. Люди по-хозяйски входят в оградки, с деловитым ответственным видом убирают оттуда налетевший мусор, листья, увядшие цветы, а после работы ненадолго встают или присаживаются к надгробию, может, прощаются, может, говорят о чём-нибудь, затем крестятся и уходят. Других дел на кладбище у таких людей не было. Они быстро приходили, быстро уходили, словно выполняли обязанности. Они старались экономить время, чтобы успеть побольше до своей смерти.

      Также я отмечал и другой вид посетителей. Молодёжь, подростки, как правило, приходили, чтобы побродить среди могил, прогуляться по каменным дорожкам в умиротворённой, но в злачной тишине. Выпить пива. Таких людей даже нельзя назвать ненормальным.

      Когда я работал сторожем на кладбище, мне было наказано выгонять таких личностей вон, но я часто пренебрегал этим указом, прибегая к нему, только когда ребята сильно шумели.

      – Ребят, послушайте, я, как сторож, не должен допускать на кладбище собраний, и тем более, распития алкоголя. Но я не согласен с этими правилами, и не буду звонить в полицию, если вы будете прилично себя вести.

      – Блин, ну ты вообще мужик, пацан, – обычно благодарил какой-нибудь бедолага в косухе и хлопал меня по плечу.

      – Давайте, ребят, – отходил я, – но если на вас кто-то пожалуется, мне попадёт, и я перестану вас сюда пускать.

      – От души, мужик, – и они поднимали за меня бутылки.

      Они поднимали бутылки за Виктора Цоя. Все они приходили на его могилу. Громко или тихо пели его песни под гитару и выпивали. Они получали от своих посиделок удовольствие, и я не вправе был их осуждать. В студенческие годы я подрабатывал сторожем на Богословском кладбище и сегодня, спустя несколько лет, пришёл сюда вновь уже в роли посетителя.

      Сегодня, вечером вторника, я встретил на кладбище всего пару человек. Как и раньше, они ухаживали за могилками, унося с собой пакеты с прошлогодней травой и налетевшим мусором. Одни и те же лица, пронесённые сквозь годы, когда-то точно также безмолвно застынут на бетонных плитах рядом с родственниками, и уже их дети и дети их детей будут приходить, чтобы навести порядок за оградкой. Они молча выполнят свою работу, перекрестятся и уйдут. Нашим людям сложно показывать свою любовь словами.

      После работы я отправился почему-то сюда, без особого повода, без цели, без смысла. Возможно, мне было интересно, как тут всё изменилось, возможно, я не очень-то стремился приходить домой.

      Почему я не хотел домой? – этот вопрос первым повис в моей голове.

      Я прошёлся по одной дорожке до конца, затем по другой, обогнул памятник безымянным солдатам в центре, без всякого интереса взглянул на свою старую сторожку, и подошёл к памятнику Цоя. Большая мраморная плита, скамейки с костром между ними напротив, цветы, фотографии, и просьба родственников не вставать на могилу ногами. Я взглянул на горизонтальную плиту – она была вся истоптана – и включил на телефоне песни группы Кино. Постоял, погрустил, присел ненадолго на скамейку.

      – Для скольких людей он был кумиром, сколько музыкантов выросло из его песен? – подумал я, прежде чем встать и пойти дальше. Я не особо любил Цоя. Я знал его главные песни, любил их, но никогда не фанател от него. Мне нравилась немного другая музыка.

      Немного другая музыка появилась в моих ушах. В наушниках, очень медленно, я подходил к другому могиле известного музыканта, находящейся в нескольких десятках метров отсюда, и под самые грустные его песни, уже начинал плакать. Когда играла «Воспоминания о былой любви», я чувствовал блеск в глазах. Когда заиграл «Медведь», я ощутил, как горячие слёзы потекли по щекам. Когда я дошёл до могилы, присел на лавочку напротив неё, и заиграла «На краю», я разревелся так, что пришлось лезть в карман за платком. Я очень сильно любил «Король и шут». Закрыв лицо руками, я уронил её в колени, чтобы не смотреть на торчащие колючки волос Михаила Горшенёва.

      Я очень любил «Король и шут». Я слушал эту группу более десяти лет, и смерть Миши сильно отразилась когда-то на мне. Именно в период моей работы на этом кладбище, именно в мою смену, его привозили сюда хоронить. Как сторож на Богословском кладбище, я должен был следить СКАЧАТЬ