Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского. Сборник стихов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского - Сборник стихов страница 23

СКАЧАТЬ к потомству Кораха с почтой…

      И трудно сдержать им свою печаль,

      своё раздраженье и гнев…

      Потому что сто тысяч – это капля.

      Нужно больше, намного больше:

      миллион хотя бы, но каждый месяц.

      И будут тогда сыны Кораха кастой —

      ваятелями тельца золотого;

      и пожелтеют глаза смотрящих,

      когда им скажут: «Вот бог твой, Израиль!

      Умножишься и утучнеешь скоро!»

      И ослепит их блестящий идол:

      оставят они и забудут Бога,

      и голову позабудут и сердце.

      Благословят они щедрость рук,

      которые им каждый день дают,

      как будто в дар, их воловий труд…

      «Я молод, и, как задира, горяч…»

      Я молод, и, как задира, горяч,

      и если б рождён был в своей стране —

      волочиться за юбками и кутить,

      как многим поэтам, пристало бы мне.

      Пылает кровь, как зажжённая нефть,

      когда от вина веселье в сердцах,

      но скалам родины нашей нужны

      тоска вековая и кожа в рубцах.

      От Ибн-Гвироля[41] и до меня

      мудрости горы, пайтанов[42] ряд;

      а у меня – шершавый стих

      поэта, которому родина – яд.

      Сынам Кораха песнь: радость у них!

      Из цикла «Дворовый пёс»[43]

      «А вы удивляетесь: где мой пыл…»

      А вы удивляетесь: где мой пыл?

      Почему не скачет горячий конь? —

      Устал наездник, сошёл с коня…

      Если нет в идее отчизны огня —

      гаснет и мой огонь.

      Печаль моих братьев гнетёт меня,

      поэтому я коня осадил,

      на плечи груз мечты возложил,

      и, словно в гору, бреду без сил…

      А сейчас послушайте повесть о том,

      как человек становится псом.

      «И вот, изнемог я среди умудрённых…»

      И вот, изнемог я среди умудрённых,

      изрекая много красивых фраз,

      ткать покрывало для прокажённых,

      чтоб язвы их гнойные скрыть от глаз.

      Чтобы с трибун, довольны собой,

      они могли говорить с толпой.

      И я, оглушённый их слов раскатом,

      сказал: притупилось моё перо;

      я буду скоро, живым экспонатом,

      блестеть, как музейное серебро.

      Мой дед показал бы спину лукавым:

      мой дед не лоточником был, а равом[44].

      И для меня великая честь,

      как дед мой порою, хлеб с солью есть.

      «И снова день: вокруг Тель-Авив…»

      И снова день: вокруг Тель-Авив,

      а у меня – овечий испуг

      того, кто видит не сочный луг,

      а улиц и переулков разлив.

      И даже язык молитвы и грёз,

      язык отцов меня утомил:

      весь город этот ко мне подступил,

      навис и давит, словно утёс.

      Куда бежать? Бреду, как изгой:

      вот банк стоит, а рядом – другой…

      Страна моя, родина скал и теснин!

      Тут море СКАЧАТЬ



<p>41</p>

В русском произношении – Габироль; выдающийся еврейский поэт и философ средневековой Испании.

<p>42</p>

Авторы литургических произведений.

<p>43</p>

Этот цикл был написан по следам жестоких нападений арабов на еврейские поселения в Стране Израиля осенью 1929 года. Нерешительность, проявленная официальным еврейским руководством, заставила поэта примкнуть к радикальным еврейским организациям (подробнее в послесловии «Разорванный талес Ури Цви Гринберга»).

<p>44</p>

Раввином.