Гимн комару. Премия им. А. А. Блока. Василий Фомин

Чтение книги онлайн.

      Промчалась Стрелка слева; пулей

      Мы к Петропавловке свернули

      Направо за мостом; вдали,

      Толпясь, прощались корабли,

      В Неву зашедшие гостями,

      Пока мосты разведены;

      Сверкая яркими огнями,

      Всю ночь стояли у стены;

      А ночь мелькнула только чуть,

      И вот уже пора им в путь.

      «О, Петербургский двор!» – так, может,

      Лет пять назад бы начал я

      Повествование; похоже,

      Мне некий смысл бытия

      Все чудился в словах стихов,

      Что лил на нас Гребенщиков.

      Теперь, куда ни обращаюсь,

      Скелет забыт в любом шкафу;

      И я, тесня к строфе строфу,

      Разочарованно бросаю:

      «А, Петербургские дворы!

      Помойки, мрачные квадраты,

      где ни рассвета, ни заката,

      ни детям места для игры…»

      …По длинной подворотне стоном

      Отдался звук шагов моих,

      И тяжкий топ шагов Семёна;

      Метнулся эхом и затих…

      Подъезд, табличка: «три звонка».

      И к кнопке тянется рука.

      Вдруг голос тихий, неприятный,

      Дал настоятельный совет:

      – А ну-ка, братцы, стоп! Обратно.

      Сегодня тут прохода нет…

      Стоят у Витькиной квартиры,

      Подходим – что за хренота?

      Один длиннющий, как верста,

      Другой пониже, но пошире,

      Хотя Семёну не чета…

      Их двое, и готовы к драке,

      А третий сбоку, в полумраке,

      Похож на дикого кота.

      Похоже, длинный – главный. Он

      И тычет в нос поэту ксиву.

      (Её я выделю курсивом,

      Поскольку не люблю жаргон.

      Мне режет ухо, дразнит глаз:

      Почто все русские ребята —

      Писатели и депутаты —

      По фене ботают сейчас?

      Что это – модно? иль красиво?

      Или я сам уже не тот?)

      Семён спокойно, молчаливо

      Слегка подвинулся вперед,

      Казалось бы неторопливо,

      Однако – глаз не разберёт,

      Каким манером этот, дохлый,

      Что руку протянул ко мне,

      Вдруг побледнел, тихонько охнул

      И на пол съехал по стене.

      Второй, держась за пах, сидит,

      В беззвучном крике рот открыт.

      Тут третий, что стоял спокойно,

      Налево голову склоня,

      Пришёл в движение, и больно

      Толкнул к перилам он меня;

      Крутнулся этакой лезгинкой,

      Сверкнула сталь в его руке,

      И – бьёт пружинистой дубинкой

      Карандашова по башке.

      И – с левой – в челюсть кулаком!

      Семён, как бомба, пал ничком.