Цвингер. Елена Костюкович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Ну а я чем дышу. Нет, Вика, свежим! Покорно тащился за колонной взрослых по кромке воды. На ходу пытался прочесть рифленые каракули прибоя. Чуть понимал смысл, тексты прерывались: загорелая девочка замазывала письмена и выкладывала из песка русалок. Хвосты русалок гарнировала ракушками. И при этом дразнилась:

      – У тебя, Витька, вот такие, как эта раковина, уши разляпистые.

      Он нашел для этой Тамарочки выгнутый тоже ракушкой, или ушком, янтарь. Преподнес ей, попросил не затаптывать записи прибоя. Тамара назло поскакала по стенограммам, янтарь швырнула, попала в ногу престарелой Лёдиковой маме. А та в панаме и очках пробасила со скамейки загадочные слова: «Окаменелая моча рыси, полагал Демокрит».

      По фигурным строкам прибоя топала и глухая Мариэтта Шагинян. У нее под мышкой были зажаты громадные наушники. Шагинян трижды в день усаживалась с Лёдей, дедей, Зинаидой Николаевной, Лерочкой и Викой за один и тот же стол в столовой Дома творчества. Официанты шалели от ее капризов. Успокаивали ее только д’артаньянские остроты Лёдика. С Лёдиком слабенькая общая нотка у нее имелась, хотя какая – Вика в оные времена не понимал.

      Но вообще-то к Лёдику Плетнёву тянулись любые люди! Не только взбалмошная Шагинян, а любые: начальство, читатели, друзья. Вика с малолетства ощущал, что Плетнёв особ статья. В его призывную неуловимость влюблялись и женщины, и мужчины, и даже советская власть, не исключая Сталина, собственноручно вписавшего его в премиальный лист. А те, кто подобной притягательностью был не одарен, могли, конечно, завидовать; но если и завидовали, то не люто. Даром что Лёдикино благополучие выглядело неимоверным: переиздания, Сталинская премия и отдельная квартира в киевском Пассаже.

      Виктор, когда подрастет, знал, не будет таким. Он, Вика, обязательно будет сутулиться, чавкать, за уши себя драть и полностью останется без зрения, потому что не слушал взрослых и читал в потемках, а также постоянно лежа читал. Если вообще вырастет. Если не скончается еще в детстве над книгой, забыв по случайности сделать очередной вдох.

      А Плетнёв не то. Плетнёв обаятелен как бес. Вот в каких выражениях описал его Синявский. Здесь в папке некролог. Правда, написанный еще при жизни Плетнёва и поэтому совершенно не горестный.

      Светскость как определяющее, как положительное начало. Все мы монахи в душе, а он – светский человек. Мы – закрытые, мы – застывшие, мы – засохшие в своих помыслах и комплексах. Он – был открыт. Посреди феодальной, социалистической литературы – первая светская повесть, «На линии огня». Странно, что среди наших писателей, от рождения проклятых, удрученных этой выворотной, отвратной церковностью, прохаживался между тем светский человек. Солдат, мушкетер, гуляка. Божья милость, пушкинское дыхание слышались в этом вольном зеваке и веселом богохульнике.

      Даже под Сталинградом, чуть что, дурачился:

      – Откуда эти снаряды, граф?

      Файбер:

      – Очевидно, СКАЧАТЬ