– А эти? – Анна указала на почти-колонну.
– Вместе с последним шариком считать?
– Пусть сначала полностью прилетит, а уж потом будет посчитан! – грозно изрекла Елизавета.
Брай, в свою очередь, занялась поиском шага-лепестка, явно действующего ей на нервы.
– Ну хорошо… Пока эти три… Три на пять плюс триста пятьдесят…
Мальчик вдруг замолчал.
– Что? Что такое? – Джессика чувствовала, что разгадка уже близко.
– Да! Это дни! – вскричал наконец он. В каждом шаге – пять дней. Каждый шаг – неделя, пять шагов – месяц. Пятнадцать месяцев – год… Причем последний месяц с тремя неделями, а все остальные – с пятью…
– А что насчет последнего? – спросила Белинда.
– Вот тебе! – актриса-таки вбила бедный, измученный лепесток в Антез.
– Високосные года! Лишние дни!
Белинда, впрочем, не имела понятия о том, что означает «високосный», она даже не знала, что такое…
– Календарь! Это календарь! – продолжил математик.
– Цайтабельконт… – поправила довольная…
– Змея! – вскрикнул Генри.
– Где? – все, за исключением ведьмы, хором подключились к испугу.
– Смотрите! – заговорил Музир.
– Куда?
– Свет! – художник указал на тонкую, но крепкую, подобно паутинке, нить света, соединяющую почти-колонну с колонной полноценной, носившей звание «Ливьер».
– А змея? – мистер Беккер с грустью взглянул на пресмыкающееся, тоже, впрочем, занятое светом.
Четвертый листик Антеза, недавно прикрепленный к Цайтабельконту, в самом деле содержал в себе лишние дни. Только вот на полный шаг их все равно не хватало – дней было четыре, не пять, и месяц Антез заканчивался не железным замочком, а мокрой каплей, что световой линией соединялась теперь с огненным первым днем Ливьера. Два значка словно спорили друг с другом.
– Этот месяц не защищен, – молвила Му Нинг.
– Верно… – прошипела Змея.
– Змейка! Нашлась! – Вито бросился к животному. – Что ты здесь делаешь?
– Умираю.
– Что? – Белинда уставилась на подругу.
– Тринадцать лет – срок одной жизни, – ответила та.
«А мне уже тринадцать» – подумала Анна.
– А мне скоро тринадцать, – сказала Мария.
– Погодите-ка… – засомневался Люсиан… – Почему именно тринадцать?
– Ах! Плохое! Плохое число! – заволновалась Феломена.
– Потому что ей, – змея подползла к Маше, – будет тринадцать.
В воздухе повисло такое молчание, которое, наверняка, было намного старше.
– Почему она!? – убила тишину Брай.
– В каком году ты родилась? – спросила Ангелика.
СКАЧАТЬ