Автор: Лев Гомолицкий
Жанр: Биографии и Мемуары
Серия: Серебряный век. Паралипоменон
isbn: 978-5-91763-078-6, 978-5-91763-081-6
isbn:
4
Картина начинается так.
Раскрывается старинный фолиант. Медленно переворачиваются страницы. Готические тяжелые столбцы, старинные заставки и гравюры. И всё это время поет – не поет, – невидимо наполняет зал широкими захлестывающими волнами голос Шаляпина.
Сразу поражает чистота передачи голоса. Обычно кинематограф меняет звук. А здесь не то что не меняет – кажется, Шаляпин незримый, неуловимый поет где-то здесь – около вас, нет – в вас самих.
Потом Шаляпин поет еще несколько раз в ходе действия, но там впечатление ослаблено, и вот чем – театр мешает кинематографу. Шаляпин впервые на экране. Он не ощутил стихии кинематографа. Не понял, что кинематограф – фотография, а потому не терпит театральных ходуль, даже в вершок высотою. Малейшая фальшь разрушает его чары.
Прекрасная сцена, когда Дон-Кихот с Санчо-Пансо отправляются в свет, покидая родной дом, ослаблена тем, что, проезжая по улицам еще спящего городка, Дон-Кихот поет, и пению его аккомпанирует невидимая гитара. Откуда гитара? В кинематографе всё должно быть объяснено. Гитара вносит фальшь. Сцена становится только предлогом к тому, чтобы Шаляпин, знаменитый певец, играя Дон-Кихота, мог спеть перед миром лишнюю арию. Дон-Кихот исчезает. Очарование разрушено.
Игра Шаляпина не свободна от театральности. И там, где он не зависит от Дорэ, где ему дан сценарием собственный жест, он нарушает цельность. Чувствуется фальшь. Исчезает Дон-Кихот, появляется Шаляпин, знаменитость которого не искупает того, что очарование нарушено. Но таких мест немного. Дорэ выручает.
Гораздо лучше (в кинематографическом смысле) справился с ролью Санчо-Пансо – Дорвиль. Он, воскрешая образ Дорэ, внес в него и свое толкование, как бы говоря: «вон каким он был, этот простой крестьянин, ставший оруженосцем странствующего рыцаря. Теперь вы не можете не полюбить его. Ведь он вот, весь на ладони, перед вами, точно вы прожили с ним бок о бок целую жизнь».
Музыка написана для картины Жаком Ибером{181}, но ее «заглушает» голос Шаляпина…
5
Есть одна сцена в этой картине, в которой Дон-Кихот Шаляпина перерастает сухопарого высокопарного Дон-Кихота Дорэ. Иначе и быть не могло, потому что сцена эта точно создана Сервантесом для русского артиста, и, может быть, только ради нее стоило крутить фильм.
Не будь этой сцены – напрасно были бы потрачены усилия всех Пабстов, Моранов и Дорвилей.
Сцена эта, когда Дон-Кихот, умирая перед костром горящих его книг, выздоравливает от своего «рыцарского» безумия. В этот момент артистом вложено столько смысла – безумие его было жизнью, ради безумия стоило жить, а теперь в этом стойле благополучного здорового прозябания нет иного выхода – только смерть – а отсюда: – вся жизнь, м.б., только и расценивается на вес безумия. – И лицо у умирающего Дон-Кихота… это уже не Дорэ.
По СКАЧАТЬ
181
Французский композитор (1890–1962).