Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том I. Лев Гомолицкий
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том I - Лев Гомолицкий страница 44

СКАЧАТЬ в поисках средств к существованию, и странность самого факта вхождения в круг газеты «За Свободу» и Литературного Содружества:

      так в мраке утреннем лопатой

      ссыпатель висленских песков —

      под вечер в галстуке крылатый

      речей слагатель легкослов

      в собраньях тесных эмигрантских

      он принят равным только реч

      ево дика в диспутах братских:

      им избран мир а ими меч

      он к ним из планов иномирных

      нисходит прямо: богослов

      в гром политических немирных

      в толк поэтических в брань лирных

      страстей – смешение умов

      за чаем прений и стихов

      они решают: он толстовец

      они прощают: он юнец

      и он смолкает наконец

      хлебает чай непрекословясь

      под тенью меловых божков

      немой протоколист собраний

      хранитель их речей и брани

      потерянных низатель слов

      В то время как столкновение толстовских убеждений Гомолицкого с «активизмом» группы Философова получило в этом отрывке совершенно точное отражение, «немота протоколиста» сильно преувеличена: молодой поэт участвовал в собраниях Литературного Содружества и осенью 1931 года выступал на страницах За Свободу! чаще, чем кто-нибудь другой. Его, новичка-провинциала, приняли в Содружестве и в газете наравне с «ветеранами». Так, он был привлечен к мероприятиям, отмечавшим десятилетие со дня гибели Гумилева. Выступая 20 сентября с докладом в Литературном Содружестве, Нальянч задался вопросом о том, почему растет посмертная популярность Гумилева среди молодежи, и предположил, что это объясняется «извечной тоской человека по сильной личности, по мощному характеру». Если в его толковании гумилевской поэзии преломлялись идеалы «активизма», то Гомолицкий выдвинул другую ее интерпретацию. Отвергнув ходячее противопоставление «поэта-пророка» Блока «мастеру» Гумилеву, он настаивал на том, что «во всем строе души Гумилева есть что-то ангельское, неземное», что это «душа-христианка» – и именно в этом «главное очарование» поэзии Гумилева; в его случае лермонтовский демон, «изгнанный дух», «возвращается в семью ангелов, мир становится Богом, а Бог миром»[260].

      Стихотворения Гомолицкого, помещенные на страницах За Свободу! в те недели[261], отличались от других поэтических материалов в газете медитативной углубленностью, обращенностью к внеличной, универсальной проблематике, сгущенностью и сложностью построения лирического высказывания. В них автор отходил от декларативности и мистической «герметичности» «Дуновения» 1926–1928 гг. Вновь проявилась готовность к разработке гражданских мотивов, при том что сами темы, конечно, отличались от разрабатывавшихся в 1929–1930 гг. Стоит сравнить, в связи с этим, стихотворение «Памяти Бориса Буткевича» (13 сентября) с ранее напечатанным во Временнике Ставропигийского института стихотворением «Памяти Исидора Шараневича»[262]. В обоих случах наблюдается слияние «гражданской» СКАЧАТЬ



<p>260</p>

Ср.: Л. Гомолицкий, «Крылатый брат. Н. С. Гумилев (Доклад, прочитанный в Литературном Содружестве 20 сент. 1931)», За Свободу!, 1931, 27 сентября, стр. 3–4; За Свободу!, 1931, 1 октября, стр. 4–5; С. Нальянч, «Гумилев». <Отрывок из доклада, прочитанного на заседании Литературного Содружества 22 сентября 1931 г.>, За Свободу!, 1931, 1 октября, стр. 4–5; С.Б., «В Литературном Содружестве», За Свободу!, 1931, 22 сентября, стр. 4.

<p>261</p>

«Еще раздам я людям много дней» (26 июля), «Мои часы – мое живое сердце» (15 августа), «На кладбище» (В лесу кресов в конвульсии смертельной) (6 сентября), «Меня обжег в земной печи Господь» (15 октября), «Шумят в саду маховики дубов» (5 ноября), «О, капля Времени – летящий год!» (1 января 1932). В нашем собрании – № 182, 186, 181, 184, 177 и 185. Предпоследнее из них впервые в этот период в газете было набрано «прозаическим» способом, но когда оно было перепечатано вместе с остальными названными в сборнике Дуновение (1932), набрали его обычной стиховой графикой.

<p>262</p>

См. № 410 и 401 нашего собрания.