Девятый класс. Вторая школа. Евгений Бунимович

Чтение книги онлайн.

      После активных ностальгических возлияний долго не спалось. В неверном предутреннем полусне стали возникать картинки – сначала смутные, потом все более яркие…

      Собственно, так и появились эти воспоминания. Оставалось только записать. Теперь на бумаге все выглядит не столь ярко и пронзительно. Тогда, под утро, с похмелья получилось (показалось?) куда лучше.

      Когда идут стихи – это как карабкаешься куда-то вверх: то легкость нездешняя, то дыхание сбивается и можешь сорваться. А эти воспоминания я писал без напряга (верный признак графомании).

      И еще. Бывают мемуаристы – с первого случайного знакомства замечательные люди доверяют им свои самые сокровенные мысли и чувства. Со мной не так. Не делились. Не сразу.

      Пришел я в школу четырнадцатилетним шалопаем. У мальчишек в карманах вечно собирается всяческая кажущаяся только им важной дребедень. Наверное, и то, что вспомнилось, – такая же дребедень, совсем не самое важное. Но запомнилось именно это.

      А память у меня никуда. И это только усугубляется с годами (как, впрочем, и все остальное). Получается – мало того что застряло в памяти не самое важное, так еще и этому застрявшему едва ли можно вполне доверять.

      Но ничего перепроверять не буду. Как это сохранилось в пыльных байтах моей памяти со всеми ее вирусами и тараканами – так это и было. Таков базовый постулат моего эгоцентрического мироощущения.

      В конце концов, осознанию непростых взаимоотношений между правдой факта и правдой художественного вымысла меня учила именно Вторая школа.

      А я был хорошим учеником.

      До

      Рос я ребенком задумчивым и покладистым, звезд с неба не хватал.

      До школы гулял в маленькой частной детской группе по саду ЦДСА, теперь он – Екатерининский парк. Наша бонна заодно якобы учила нас немецкому. В итоге немецкий оказался как раз из тех языков, на которых не знаю практически ни слова. В отличие от Саши Кауфмана – теперь он Александр Давыдов. Он тоже ходил в эту дошкольную группу и по сей день помнит (если не врет) какой-то немецкий стишок.

      Впрочем, Сашка, как и все остальные в группе, был старше меня на год. А когда тебе пять лет, а им, гадам, уже шесть, это весьма существенно.

      Собственно, эта дельта возрастов и определила мою дальнейшую образовательную траекторию. Когда все пятеро партнеров по немецким прогулкам в саду Советской армии отправились в первые классы, встал вопрос, что делать со мной, которому до школы оставался еще целый год.

      На семейном совете решили запихнуть и меня в первый класс школы, которая была прямо под окнами родительской спальни. И запихнули.

      Все нормальные люди с умилением вспоминают своих первых учительниц, бережно хранят в памяти детали – кружевной воротничок, стоптанный башмачок, седые прядки, школьные тетрадки. Пару золотых зубов по углам и привычку застегивать кофту не на ту пуговицу. Ну хотя бы имя-отчество…

      Я не только не помню свою первую учительницу – я вообще из первого своего школьного класса не помню решительно ничего. И никого.

      Как известно, в первом классе никаких отметок, кроме «пятерок», в принципе не бывает. Тем более – в итоговом табеле успеваемости. В моем табеле за первый класс «пятерок» не было вообще.

      Родители с этим смирились. А что им оставалось? Старший брат все школьные годы был круглым отличником. Ну а младший… Кем является младший брат в сказках народов мира, хорошо известно.

      Однако когда после первого моего класса школу преобразовали в интернат для умственно отсталых детей, родители, видимо, решили, что это уже слишком, и перевели меня в соседнюю школу, через дорогу. Но ненадолго.

      Через неделю после начала занятий мама услышала от соседки, что совсем неподалеку, на Палихе, открылась французская спецшкола. Спецшколы только входили в моду, и классы по конкурсу там уже давно были набраны. Да если бы и оставалась такая возможность, судя по плачевным итогам первого класса, вести меня на собеседование было вполне бессмысленно.

      В итоге вместо меня собеседование успешно сдала моя великая мама. Во всем, что касалось детей, она была неостановима. И хотя это было против всех правил и инструкций, меня зачислили.

      Сначала – условно.

      Француженки

      И во французской спецшколе невыносимых училок хватало.

      Математичка Анна Федоровна, диктуя в нос условие банальной задачки «Из пункта А в пункт Б вышел поезд…», умудрялась делать грозные ударения не только на каждом слове, но и на каждой букве, включая согласные. Особенно мрачен был в ее исполнении конечный пункт Б.

      Однако атмосферу школы задавала не она, а местные француженки – СКАЧАТЬ