Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало. Лилия Кузнецова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ да. И все-таки идеи вольности и свободы будоражили не только дворян, а постепенно овладевали умами крайне немногочисленного вначале, но неотвратимо растущего круга представителей «третьего сословия». По-прежнему всех поражали роскошью дворцовые приемы с их весьма обременительным этикетом, однако в своей частной жизни русские властители теперь предпочитали подражать господствовавшим в Европе «скромным» буржуазным нравам. Ушли в прошлое многие церемонии, а оставшиеся утратили свои былые масштабы, померк ослепительный блеск орденских праздников.

      Поиски удешевления продукции и большей прибыли при реализации произведенных изделий приводят к изобретению сначала механических приспособлений, а затем и машин, позволяющих ускорить самые сложные и трудоемкие операции, к разработке новых технологий. В поисках имитаций драгоценных металлов и самоцветов обращаются к материалам, дотоле либо мало используемым, либо вовсе неизвестным ранее.

      Еще во второй половине XVIII века англичане додумались форму алмаза, ограненного «розой», придавать обыкновенной стали, причем так отполировывали фасетки пирамиды, что те почти не уступали сверканию природных диамантов. Петербургский мастер Георг Кёниг по настоянию светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического научил этой технике тульских умельцев. Подобные «алмазы» настолько вошли тогда в моду у светских щеголей, что сталь шутливо называли наконец-то отысканным философским камнем, поскольку «выдумщики сего железного золота могут переманить в свой карман подлинное и настоящее золото»[1]. А в первой трети нового столетия как раз в сталь предпочитали оправлять карнеолы-сердолики и агаты, не только разнообразные по цвету, но к тому же зачастую отличающиеся редкостным рисунком, да притом, что было весьма немаловажно, сравнительно недорогие.

      Вскоре настала очередь чугуна. Красавицам настолько полюбились привозимые из Пруссии изящные украшения, отлитые из простого железа, что именно из него умельцы Санкт-Петербургского литейного завода исполнили к столичной мануфактурной выставке 1829 года дивные ажурные браслеты. Однако отнюдь не все франтихи знали, что в самой Германии подобные хрупкие угольно-черные кресты, ожерелья, броши и подвески напоминали как о трауре по обожаемой королеве Луизе, так и об обмене населением в порыве патриотизма золотых вещей на кольца из чугуна ради спасения и возрождения отчизны. Потому-то и орден, учрежденный в 1813 году прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III, получил название Железного креста.

      На смену популярным в «осьмнадцатом» веке более или менее удачным заменам бриллиантов бесцветными стразами, а драгоценных самоцветов – «композициями» из цветного стекла (ведь повышенное содержание свинца придавало недорогому материалу особый блеск), теперь приходит просто ограненное под драгоценный камень обычное стекло, но зато снизу для нужного оттенка и подсветки покрытое тонким слоем фольги или амальгамы[2].

      Появляется плакированное накладное серебро, лишь тонким слоем покрывающее поверхность предмета, якобы сделанного целиком из этого благородного металла, а «бронзовые» люстры на самом деле оказываются исполненными из папье-маше. Растет число фабрик и крупных предприятий, с которыми трудно становилось конкурировать вольным цеховым мастерам. Все большую роль играют магазины, где продаются вещи не просто готовые, а зачастую растиражированные и от того дешевые, из-за чего подобные «предметы роскоши» теперь по карману и не очень-то состоятельным, зато гораздо более многочисленным клиентам. Большинству таких покупателей неважно, что приобретенные изделия зачастую совершенно утеряли свою индивидуальность и неповторимость, зато выглядели «богато». Стремительно возрастали барыши в карманах владельцев модных лавок. Все чаще могли себе позволить собственные магазинчики модные ювелиры, владельцы фирм, крупные заводчики и оборотистые купцы.

      Современники недовольно брюзжали в середине XIX века, что уже при Александре I «министры государевы (Кочубеи и Гурьевы) какими-то финансовыми оборотами, более чем щедротами монарха, стяжали себе великое состояние и сделались первыми вельможами, тон общества стал приметно грубеть; понятия о чести начали изменяться и уступать место всемогуществу золота»[3]. Мерилом же преуспеяния и общественного престижа к концу «меркантильного» столетия окончательно становятся не титулы и чины, а находящееся во власти собственника количество «презренного металла». Правда, золотых дел мастера и ювелиры продолжали ради престижа, многочисленной клиентуры и хорошо оплачиваемых заказов стремиться к званию поставщиков Двора, причем не обязательно императорского, а хотя бы какого-нибудь великокняжеского.

      В первые два десятилетия начала Александровского правления продолжали обращаться к «греческому вкусу», однако теперь уже предпочитали каноны красоты, присущие времени Императорского Рима, но откорректированные парижскими законодателями моды. Очевидец тех лет, Филипп Филиппович Вигель, писал: «Как бы то ни было, но костюмы, коих память одно ваяние сохранило на берегах Егейского моря и Тибра, возобновлены на Сене СКАЧАТЬ