Этика. Бенедикт Спиноза

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ бственной, взрастившей его традиции евреем – слиться без остатка с трансцендентной любовью»[1].

Жак Лакан,«Четыре основные понятия психоанализа»

      Для того, кто в той или иной степени погружен в современную философию, кто любит ее и вверяет ей самое ценное (а что может быть ценнее собственной мысли?), для того, кто знает, а может быть, лишь узнаёт все причудливые ее входы и выходы, – для него даже и представить себе, что философии Спинозы – или Спинозы как Философии – когда-то не было, окажется делом едва ли посильным.

      Спиноза – не просто фигура в ряду многих прочих фигур, Спиноза – это философский эпоним: то имя, которое, как метонимия или синекдоха, может употребляться в качестве представителя всей данной – философской – области. Это имя вполне удивительным образом замещает понятие философии и в тех головах, которые с философией как таковой знакомы весьма приблизительно.

      Так, небезызвестный Остап Бендер одаривает едва повстречавшегося ему Балаганова: «А, вы думали? Вы, значит, иногда думаете? Вы мыслитель. Как ваша фамилия, мыслитель? Спиноза?» Вот любопытный автоматизм. И пускай сразу после Спинозы великий комбинатор припоминает и Жан-Жака Руссо, и Марка Аврелия, верно подмечено вот что: в пятерке, а может быть, даже и в тройке самых общеизвестных представителей философской «профессии» Спиноза всенепременно окажется.

      С чем связана эта, пошедшая в массы популярность? Ведь мало кто из тех, кто на автомате поминает Спинозу как первого (второго или третьего) из величайших философов, окажется способным объяснить, чем же этот – всамделишный – Спиноза так знаменит, в чем состоит его баснословное, веками не преходящее величие.

      Жиль Делёз, любимым философом которого был как раз Спиноза, выделял во всякой философии два опорных элемента: проблему и концепт. Однако, коль скоро концепт (или, чаще, концепты) есть именно решение конкретной проблемы, стоит достроить данную двоицу до триады и дополнить ее третьим, связующим первые два, термином – мы назовем его аргументом. Тогда философия будет у нас опираться на три фундаментальных элемента: проблему, ее разрешение-аргумент и концепт как результат аргумента; затруднение, поиск пути (или даже сам путь) и, наконец, выход.

      Впрочем, не всегда философия предоставляет нам все эти три элемента сразу – к примеру, может быть философская формулировка проблемы без аргумента и/или концепта (иллюстрацией этому могут служить разнообразные вариации скептицизма, известного именно тем, что в нем происходит отказ от решения проблем). Тот, кто сумел сформулировать философскую проблему, пускай и не отыскав ее решения, уже совершил философский акт, уже, таким образом, в этом акте субъективировался как философ. Кто-то другой может начать с позаимствованной, не им сформулированной проблемы и дать в результате оригинальное, собственное решение – он тоже, конечно, будет философом, и философом тем более сильным, чем более интересным будут его аргумент и концепт. Однако истинно великим философом будет тот, кто предложил собственные проблему, аргумент и концепт – всё вместе!

      Спиноза был именно таким – великим – философом.

* * *

      Жизнь этого человека – жизнь столь отдаленная, человека столь замкнутого и нелюдимого (хотя, вероятно, и не настолько нелюдимого, как принято полагать) – неизбежно исполнена мифов и вымыслов, которые, более того, продолжают фабриковаться и в наш весьма падкий на пеструю дезинформацию век. Позволим себе непростительный ныне грешок: не тиражировать мифы – и просто укажем на то, что может быть установлено с наибольшей (и консенсуальной) точностью[2].

      Барух де Спиноза, значительно позже прославившийся под именем Бенедикта (то есть Благословенного), родился 24 ноября 1632 года в Амстердаме. Он принадлежал к еврейской общине этого города и был потомком португальских евреев, вынужденно бежавших из родной страны в те тяжелые времена, когда изгнание «чужеродного элемента» из преимущественно южноевропейских стран вошло в мрачную моду. Голландия, сама совсем недавно освободившаяся от того же самого южно-европейского гнета, смогла предоставить множеству беженцев некоторую, во всяком случае минимальную, полноту гражданских прав, так что жизнь представителей еврейской общины в Амстердаме может быть названа в общем неплохой. Подтверждением этого смелого тезиса служит как раз семейство

      Спинозы, преуспевавшее в те времена в торговле. Так, Куно Фишер склонен описывать голландское пребывание еврейской общины в исключительно светлых тонах: «С тех пор как голландцы свергли испанское иго и установили в своей стране религиозные и политические свободы, в Европе не было государства, которое могло бы служить гонимым за веру или мнения лучшим убежищем, чем Голландия. Здесь португальские евреи нашли себе не просто убежище, а новую родину»[3]. Вероятнее всего, однако, предположить, что – наряду с безусловными плюсами – еврейская община в Амстердаме сталкивалась, во всяком случае поначалу, и с немалыми трудностями и ограничениямиСКАЧАТЬ