Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды. Джеймс Маккол

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ target="_blank" rel="nofollow" href="#n11" type="note">[11], чтобы установить дыхательную трубку в шею пациента вместо трубки, вставленной в горло. Следующий шаг – проведение обследования пациента под анестезией. Так, например, когда операция заключается в иссечении опухоли, в ходе этого обследования определяется, какая именно часть лицевых тканей подлежит удалению. С помощью специального красителя с содержанием йода мы четко разграничиваем опухолевую и прилежащую здоровую ткани, тем самым сводя к минимуму ущерб внешнему виду пациента, а также его речи и способности глотать.

      Многие из наших операций включают «перенос свободного лоскута»: в одном из многочисленных мест на теле у пациента выкраивается участок его собственной ткани – кожи, мышечной, а иногда и костной – с последующим его перемещением в другое место для исправления дефекта, который может быть врожденным либо образовавшимся в результате травмы или удаления опухоли. Кусок лопатки, бедра или малой берцовой кости может быть использован для реконструкции челюсти, в то время как кожа и мягкие ткани с руки или ноги могут стать новым языком или образовать дно ротовой полости. Мы измеряем свободное пространство, которое образуется после удаления опухоли, благодаря чему точно знаем, какое количество ткани нам понадобится изъять из другой части тела для реконструкции. Мы записываем результаты измерений и в масштабе один к одному чертим нужную форму маркером на доске в операционной, чтобы использовать этот рисунок в качестве шаблона для свободного лоскута (участка ткани для пересадки). Специальным фиолетовым маркером мы аккуратно делаем разметку на коже, в точности повторяя форму и размеры необходимого участка ткани так, чтобы питающие его кровеносные сосуды располагались по центру.

      Каждый раз во время операции, когда я готовлюсь сделать первый надрез, наступает момент предвкушения, когда время словно замедляется, и я становлюсь сверхчувствительным ко всему, что вижу, слышу и чувствую: к тихо играющей музыке, монотонному писку кардиомонитора, звукам отсоса, напоминающим приглушенное жужжание пылесоса, и преходящим в «хлюпанье», когда начинает отсасываться кровь и другие жидкости, шуму вытяжных вентиляторов и даже движению воздуха на коже вокруг глаз. Я все еще испытываю волнительную дрожь, предвкушая, как разрежу скальпелем поверхность кожи, обнажая желтый подкожный жир и расположенную под ним фасцию – серебристую соединительнотканную оболочку, покрывающую красно-коричневые мышцы. На мгновение разрез остается таким же ровным, как начерченная на бумаге прямая линия, однако затем из поврежденных краев начинает сочиться ярко-багровая кровь. В этот момент я словно попадаю в святилище, где ничто не может отвлечь меня от текущей задачи, и я полностью сосредоточен на лежащем передо мной человеке. Больница – это единственное здание на свете, где никто не двигается с места, когда срабатывает пожарная тревога.

      Несмотря на точность хирургических разрезов, люди, впервые оказавшиеся в операционной, вечно поражаются тому, какое усилие нужно СКАЧАТЬ