Уходит век. Борис Штейн

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ рунивание над вездесущим идеологическим штампом – добродушное, надо сказать, подтрунивание. Нет, я не был борцом с системой в этой рукописи, но не был и дураком, подставляющим уши для лапши. Милейшая же Валентина Константиновна Постнова талантливо угадала все пассажи, несущие эту слабую иронию, и мастерски их удалила, заштуковав, заштопав образовавшиеся прорехи. И картина жизни на страницах рукописи изменилась: из цветной стала черно-белой, из живой – мертвой.

      Кто-то из присутствующих сказал: «Соглашайтесь, Борис, и рукопись завтра же отправится в производство».

      Ах, это было заманчиво!

      Для скромного, не из «обоймы», писателя это был факт биографии плюс аванс. В условиях явного превышения предложения над спросом в смысле литературных дел.

      Я молчал. Что ж, Валентина Константиновна – она же не ведьма какая-нибудь, не вредительница. Хорошая, умная, интеллигентная женщина. Но она существовала в системе. В вялой, умирающей, но до цинизма отлаженной системе торможения. Дело в том, что подписанная редактором рукопись сразу шла в набор. И уже гранки, то есть отпечатанные листы, поступали в цензуру, носившую элегантное имя «Главлит». И вот цензор находит необходимым что-то убрать и что-то переделать. А ведь уже напечатано. Уже затрачен труд, материалы. Так. Стоп. А по чьей вине напечатано? По вине редактора. Выговор. Лишение премии, то есть части зарплаты. Скромной, надо сказать, зарплаты…

      – Ну так что? – спросил меня главный редактор Аксель Тамм.

      Окончательное решение принимал он. Как Кутузов в Филях. Всех выслушивал, а потом принимал решение. Аксель Тамм был таким функционером: лояльным, но прогрессивным. Как опытный лоцман, вел он флотилию эстонской литературы, умело лавируя между цензурными рифами и идеологическими отмелями. И, надо сказать, выводил ее на читательский простор с минимальными потерями.

      Но мне как-то сказал доверительно:

      – Поймите, Борис, я не в том вижу свое предназначение, чтобы спасать от цензуры русских писателей. Имелось в виду, что русских писателей пусть спасают московские главные редакторы.

      Одним словом, мне было ясно, что цацкаться со мной не будут.

      Что он Гекубе?

      Что ему Гекуба?

      Но я сказал…

      Я не сразу решился – у меня в таких случаях всегда не хватало смелости – но все же высказал то, над чем размышлял неоднократно.

      Начал с вопроса:

      – Как вы думаете, в чем я вижу смысл своего писательского труда? – и продолжал, не дожидаясь ответа: – Поверьте, не в том, чтобы получить гонорар и поехать в дом творчества, прихватив экземпляры для подарков знакомым.

      Кто-то спросил:

      – А в чем же?

      И вот тогда я и выпалил:

      – А в том, чтобы внести посильную лепту в коллективную историческую память человечества. Никто лучше меня не знает то, о чем я написал, и то, как лично я воспринимал окружавшие меня обстоятельства. А если согласиться с этой редактурой, то историческая память человечества не получит ничего.

      Валентина Константиновна вспыхнула и вышла из помещения.

      А я добавил обреченно:

      – Прошу дать мне другого редактора.

      Надо сказать, что все, а их без Валентины Константиновны оставалось в кабинете четыре человека, – посмотрели на меня с удивлением, потом воцарилась пауза, а потом главный редактор Аксель Тамм сказал:

      – Вы сейчас отодвинули выпуск своей книги минимум на год.

      Но что такое год по сравнению с веком?

      Я начинаю эти записки в июле 1998 года. Например, сегодня 11 июля. То есть, восемнадцать лет прошло с того маленького совещания. А я все ношусь с этой высокопарной мыслью насчет исторической памяти человечества.

      Я живу теперь в другом городе, другой семье, можно сказать – в другом государстве, да что там: в другом мире. Вот уже лет семь, как я занимаюсь книжной торговлей. Так что по роду своей деятельности я теперь не писатель, а предприниматель. Предприниматель без образования юридического лица. Так сказано в моем свидетельстве, зарегистрированном в налоговой инспекции № 37. И моя жена Лариса тоже теперь не композитор, а предприниматель без образования юридического лица по ведомству той же самой налоговой инспекции. Она – ведущая в нашем семейном предприятии. Бизнес держит нас в постоянном напряжении, отбивает посторонние мысли. На них не хватает времени и мозговой энергии. Но однажды в одну из редких минут делового простоя, Лариса сказала:

      – Уходит век…

      Эти слова зазвенели во мне, засветились, извлекли из темноты тревожное чувство обязанности.

      Уходит век, и я обязан…

      Перед СКАЧАТЬ