Неприятность. Алексей Петрович Бородкин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ p>

      – Не стоит утруждаться, – огрызнулся Толстой. – Водку я не каждый день пью. К тому же душно. А впрочем, притащи, голубушка… чего уж… потерявши голову, по волосам не плачут. Ты вот как поступи, душа моя, захвати целый графин, чтобы не бегать дважды.

      Обедали в саду, в тени дерёв, однако и это не помогло, не прибавило аппетита. Ели мало, говорили неохотно. Сразу после перемены блюд, поковырявшись в тарелках, домашние разбрелись по усадьбе; у стола остались только Шацкий (Вячеслав Андреевич) и доктор Толстой. Шацкий расположился в кресле, курил, читал электронную книгу. Толстой прохаживался за спиной хозяина усадьбы, ощущал в себе дьявольский подъём и пытался обуздать его, как наездник пытается накинуть аркан на шею норовистой лошади. В подобном состоянии доктор бывал опасен.

      – Вы много пьёте, – промежду прочим отметил Шацкий.

      – Вам жаль? – с чувством спросил Толстой. – Идите к черту! Вот и не собирался пить, так теперь нарочно выпью.

      Подоспела Надежда Львовна с графином и упредительным яблоком в качестве закуски (повадки доктора были хорошо известны в доме). Доктор выпил и не закусил. Налил вторую стопку. Надежда Львовна поспешила удалиться от греха подальше.

      – А впрочем, вы правы, – согласился Толстой. – Я много пью.

      – Как же вы работаете? – спросил Шацкий, продолжая пролистывать страницы.

      Толстой усмехнулся:

      – Так и работаю – трезвым. Проклятая физиология, трезвый я бываю зол, как собака. Готов весь мир искусать, матери родной не пощажу. Беспощаден, как Прокруст.

      – Вот как?

      – Именно так. Злость и беспощадность – два необходимых хирургу качества. Выпив – мягчаю. Становлюсь приторно добр и даже ласков… до тошнотворности. Сюсюкаю с больными, сочувствую их болячкам. Можете вообразить ласкового врача?

      – Могу. Отчего же.

      – Такой врач мошенник и плут. Вешать таких необходимо. – Толстой выпил ещё стопку, в яблочном диске проковырял отверстие и просунул в него мизинец, получилась коренастая балерина в зеленовато-розовой пачке. – Скажите, Шацкий, почему вы её не прогоните?

      – Кого? – хозяин пожевал губами; статьи в журнале не оказалось, во всяком случае, при беглом просмотре она не обнаружилась. – Вы спрашиваете об Афине Генриховне?

      – Так точно. При ваших талантах развестись с ней – пара пустяков.

      Мужчины синхронно поворотили головы. В середине сада, промеж груш бессемяновой породы на лужайке резвилась пара "изменников". Впрочем, термин "резвилась" точнее будет применить к другому дуэту (о нём поговорим позднее). Афина Генриховна Шацкая сидела на качелях, молодой мужчина, взявшись за металлическую стропу, покачивал даму в такт своим словам – он говорил стихами:

      Что я скажу? Когда я с вами вместе,

      Я отыщу десятки слов,

      В которых смысл на третьем месте,

      На первом – вы и на втором – любовь.

      Что я скажу? Зачем вам разбираться?

      Скажу, что эта ночь, и звезды, и луна,

      Что это для меня всего лишь декорация,

      В которой вы играете одна!

      Хозяин дома опустил глаза, изящно взмахнул рукой и молвил:

      – Они любят друг друга. Такого вы не допускаете, доктор? Женский век короток, пройдёт ещё пара лет и Афочке станет трудно вскружить мужчине голову. А ей это необходимо, она любит нравиться.

      – Как вы порочны! – Толстой покачал головой. – Как вы лживы в глубине своей! Философию пристроили к больному месту. Вам надоела женщина, вы её разлюбили, так и пошлите её прочь! Пятьсот тысяч сразу плюс двадцать пять помесячно и адьёс! Но нет, вы продолжаете держать её возле себя, словно объект… хотя, почему словно? именно, как объект наблюдений. Не любите её, презираете, возможно… однако терпите. Вот тот плюгавый мальчишка у качелей, вот он её любит. Не замечает морщин на шее и дряблой кожи на руках. А вы лживы.

      – Ах, доктор, вы хотите от меня больше, чем я способен отдать. Я давно и честно объявил Афочке, что охладел к ней, как к женщине. И предложил решить самой, как поступить. Она… она решила.

      Толстой демонстративно сплюнул и выпил стопку. Пробурчал, что водка какая-то вялая, что охмеление задерживается.

      – Хмель отстаёт в пути. Ха-ха. К слову, кто он? Я не о хмеле, о мальчишке. Как он оказался здесь?

      – Многих деталей я не знаю, – Шацкий оживился, – однако те, что мне известны – весьма пикантны. Ему двадцать шесть, фамилия Ломов, имя Георг, он кончил курс в университете, мечтает завести небольшой похоронный бизнес, памятники и надгробия его страсть. Любит стихи и трогать камень руками.

СКАЧАТЬ