Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue. Ирина Левинская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Шкловским в 1937 г. идентификация «самовластительного злодея» с русским императором, превращающая поэта из сторонника конституционной монархии в обличителя российского самодержавия, пришлась ко двору идеологам нового «самовластительного злодея» и стала вдалбливаться в головы поколений советских школьников, чему автор этих строк является живым примером121. Статья Томашевского, хотя бы и напечатанная в журнале, ориентированном на учителей литературы, спасти дело не смогла: джин был выпущен из бутылки.

      Идеологическое преимущество толкования Шкловского и небезопасность полемики с политкорректной интерпретацией почувствовал и преступный «студент» Фейнберг, которому Шкловский приписал идентификацию с Наполеоном. В том же 1937 г., когда появилась статья Шкловского, он написал нечто вроде ответа «Об оде “Вольность”», который, впрочем, был опубликован только в 1976 г. в сборнике его статей «Читая тетради Пушкина». В нем Фейнберг, надо отдать ему должное, не отрекается от идентификации «самовластительного злодея» с Наполеоном, но придумывает ход, позволяющий все-таки считать Пушкина борцом с самодержавием: «Для доказательства того, что стихи пушкинской “Вольности” – оружие против царизма, нет никакой необходимости доказывать, как делали некоторые исследователи (т. е. Шкловский. – И. Л.), что стихи пушкинской оды не были обращены против Наполеона». Пушкин, утверждает Фейнберг, ставит победителя злодея, Александра I, на одну доску со злодеем. «От стихов, обращенных против Наполеона, Пушкин в своей "Вольности" перешел к стихам не во славу, а против самодержавного царя… Обличая тиранию Наполеона, Пушкин не противопоставляет Александра Наполеону – оба они “тираны мира”»122. Интерпретация явно натянута, но не стоит слишком строго судить ученого, против которого было выдвинуто по существу политическое обвинение.

      Среди пушкинистов постепенно стало хорошим тоном говорить о том, что Пушкин дал в своей оде некий обобщенный образ злодея на троне и разоблачил деспотизм как таковой. С политическими установками спорить, конечно, бедным пушкинистам не приходилось (Томашевский был единственным, кто дерзнул), но очевидная бессмысленность отождествления, предложенного Шкловским (немножко Павел, немножко Александр, но Александра больше), не могла не вызывать чувства дискомфорта. Выход, который должен был всех устроить, был предложен В. В. Пугачевым, сформулировавшим его по классическим канонам школьного учебника: «Эти пламенные строки говорят о деспотизме вообще, об обобщенном образе деспотизма. Б. В. Томашевский доказал, что Пушкин вовсе не относил характеристику деспота к Александру I. Мы полностью согласны с этим. Но никак нельзя согласиться с мнением Б. В. Томашевского, будто речь идет о Наполеоне. Стоило ли в конце 1817 г. посвящать обличению Наполеона, давно пребывавшего в ссылке на острове Святой Елены, самые гневные строки оды? “Вольность” – пропагандистское стихотворение. Думается, что к концу 1817 г. гораздо важнее было пропагандировать ненависть СКАЧАТЬ