писатель совершенно самостоятельный, оригинальный и столько же великий, столько же генияльный, как и шотландский романист. Принадлежа к немногому числу перворазрядных, великих художников, он создал такие лица и такие характеры, которые навеки останутся художественными типами: вспомните его Соколиного-Глаза, который потом является Тенетником, вспомните его пчелиного охотника Павла, его Твердосердого, его Харвея Бирша, его Джона-Поля[1]{1} и множество других лиц, вероятно, столько же как и мне, знакомых и перезнакомых вам. Сверх того, будучи гражданином молодого государства, возникшего на молодой земле, не похожей на наш старый свет, – он через это обстоятельство как будто бы создал особый род романов – американско-степных и морских. В самом деле: эти дивные изображения беспредельных степей Америки, покрытых травою выше человеческого роста, населенных стадами бизонов, пересекаемых огромными лесами, таящими в себе краснокожих детей Америки, ведущих и между собою и с белыми непримиримую брань, – где, у кого, кроме Купера, можете вы найти все это? – А море, а корабль – тут он опять как у себя дома; ему известно название каждой веревочки на корабле, он понимает, как самый опытный лоцман, каждое движение корабля, как искусный капитан – он умеет управлять им, и нападая на неприятельское судно и убегая от него. На тесном пространстве палубы он умеет завязать самую многосложную и в то же время самую простую драму, и эта драма изумляет вас своею силою, глубиною, энергиею, величием, а между тем в ней все так, по-видимому, спокойно, неподвижно, медленно, обыкновенно. Дивный, могучий, великий художник! Вот это-то и заставило всех сделать ложное заключение, что Купер может быть у себя дома только в степи, лесу да на море; но что если перенесет место действия своего романа на твердую землю, то непременно потерпит кораблекрушение и сядет на мель. Но великий художник не побоялся карканья критических вороньев или ворон; но, расправив свои могучие орлиные крылья, и на чужом материке, под чужим небом полетел тем же, ему одному свойственным полетом, каким парил он и под небом своей родины. «Браво», роман, местом действия которого Купер избрал Венецию, служит этому доказательством. Недавно этот роман явился на русском языке в самом безграмотном переводе{2}, какой только может себе вообразить самое пылкое и смелое безграмотное воображение, – и почти во всех наших журналах было повторено, что Купер – хороший романист у себя в Америке да на море, а в Европе – срезался и что его «Браво» – скучный и пошлый роман{3}. Вот так-то – что много думать!..
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
А этого не угодно ли для курьезу сравнить с Джоном-Полем г. Александра Дюма, чтобы увидеть разницу между самобытным гением творчества и литературным обезьянничеством жалкой, посредственности{5}.
Комментарии
1
Перечисляются герои романов Купера «Последний из могикан», «Американские степи», «Шпион».
2
Роман был переведен Е. Коведяевым.
3
Так писали «Сын отечества» (1839, № 2, отд. IV, с. 128), «Библиотека для чтения» (1839, № 3, отд. VI, с. 4), «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» (1839, т. I, № 6). На этом фоне отрицательных отзывов русской периодики о первом «европейском» романе Купера особый интерес представляет рецензия Белинского, который подчеркнул умение Купера увидеть необыкновенное в обыденном, драму жизни в событиях простых.
5
Джон-Поль – герой романа Купера «Лоцман» и романа Александра Дюма «Капитан Поль».
А этого не угодно ли для курьезу сравнить с Джоном-Полем г. Александра Дюма, чтобы увидеть разницу между самобытным гением творчества и литературным обезьянничеством жалкой, посредственности{5}.
<p>1</p>
Перечисляются герои романов Купера «Последний из могикан», «Американские степи», «Шпион».
<p>2</p>
Роман был переведен Е. Коведяевым.
<p>3</p>
Так писали «Сын отечества» (1839, № 2, отд. IV, с. 128), «Библиотека для чтения» (1839, № 3, отд. VI, с. 4), «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» (1839, т. I, № 6). На этом фоне отрицательных отзывов русской периодики о первом «европейском» романе Купера особый интерес представляет рецензия Белинского, который подчеркнул умение Купера увидеть необыкновенное в обыденном, драму жизни в событиях простых.
