Механист. Вадим Вознесенский

Чтение книги онлайн.

      Пролог

      Тилин-тилин. Пластмассовая игрушка-неваляшка. Танцует, раскачивается и вращается. Раскачивается и вращается. Оплавлен бок, и слегка выцвела краска. Тилин. Но не сотрется улыбка. Синие-синие глаза – были, когда-то. Теперь – блекло-серые. Бессмысленный взгляд. Покачивается. Замирает. Ей не страшно.

      Чудовище. Голый череп с неповторимым рисунком – разводами ожоговых шрамов. Оплавленное и застывшее лицо – он чем-то похож на ту игрушку. Тоже покачивается. Только не улыбается. Вытекший глаз и безгубый провал рта. Узловатый скрюченный палец, кость и пергамент-кожа, толкает округлый желтый бок – тилин-тилин.

      А еще мелодия – в такт. Тин-тин-тили-тили-дин. Еле слышно.

      Черная комната и черная пыль, везде пыль. Луна осторожно заглядывает в разбитые окна. Боится порезаться. Ей еще много чего предстоит увидеть – Луне. Монстр тоже на нее иногда смотрит слезящимся единственным глазом. Он видел ее и другой – Луну. И чего-то еще ждет. Глупец.

      Тин-тили-тили-дин. Слегка щербатые звуки – сломан колок, или молоточек, или еще что-нибудь. Не хватает целой ноты. Серебряная шкатулка возле неваляшки. На ней тоже нет пыли – ведь механизм время от времени заводят. Жизнь – сжатая пружина. Когда-нибудь лопнет, сломается. Но сейчас – Луна с Чудовищем слушают Музыку и смотрят друг для друга.

      Тили-дин, дон-тили-дин. Похоже на «Щелкунчика» Чайковского – картина три, сцена пять, вариация вторая – «Танец Феи Драже»… впрочем, во Вселенной так много подобных друг другу мелодий.

      Возможно, и Монстр может выглядеть несколько иначе. Кружиться в безумном танце посреди волшебного леса, дарить комплименты красавицам в невесомых лоскутных платьях. Никто даже не почувствует, что внутри него – лишь темная комната и черная пыль, желтая неваляшка, серебряная мелодия. И Луна – многоликая. И необузданная страсть к убийству богов.

      Просто хочется верить, что все может быть не так. Что это сон.

      Тилин-тилин. Неваляшка.

      Тин-тили-тили-дин. Шкатулка.

      Странные, странные вещи могут, волей не менее странных существ, стать самыми могущественными артефактами.

      Глава 1

      Дальний забой. Кирка взлетает и с силой вгрызается в камень, высекая искры, возвращая энергию удара обратно в ладони, локти, плечи, сколотые крупинки бьют по лицу, по глазам, как бьет с раздражающей периодичностью по ушам опостылевший скрежет металла о породу. Пыль, вездесущая, оседающая на одежде, на руках, на лицах, делающая узников похожими на черных демонов, сверкающих слезящимися белками, пыль, не менее толстым слоем, чем на коже, покрывающая наши внутренности – легкие, желудки, проникающая, кажется, в самую кровь.

      Раз за разом, вкладывая всю массу тела в движение инструмента, единственное спасение от монотонного сумасшествия – умение погрузить себя в отстраненное небытие, позволив рукам самостоятельно делать изнуряющую работу. Это тоже опасно – слабые духом могут остаться в своей рукотворной нирване навсегда. Я уже видел таких, заблудившихся в лабиринтах собственного сознания, с блаженными улыбками на истощенных лицах, забиваемых насмерть батогами надсмотрщиков. Моя задача – остаться собой, поэтому я, подобно паровой машине, размеренно вонзаю кирку в камень и, чуть шевеля губами, беззвучно рассказываю себе истории. Не разговариваю сам с собой – нет, это прямая дорога к сумасшествию, не разговариваю, а рассказываю.

      О событиях из детства. О первой любви. О приобретенных Знаниях.

      Изобретаю и улучшаю, дополняю и отметаю исправления отчерченных в воображении схем. Оцениваю, горжусь достижениями, разбираю ошибки и – ни о чем не жалею. Это моя жизнь, это мой мир, внутрь которого я сейчас никого не пускаю. Ни единой твари – хотя, полагаю, некоторым очень хотелось бы докопаться до оттенков моих мыслей. Иначе чем объяснить, что примерно год назад, плюс-минус дни, недели, месяцы, ведь время остановилось и теперь измеряется в промежутках между приемами пищи, но пусть будет год назад, меня не отдали во власть очищающего пламени.

      Насколько я нужен этим мрачным подземельям? Добыча сверхчистого кварца – слишком невыносимый труд, чтобы им занимались наемные работники. Ну а рабы, каторжане, выдерживают здесь всего два-три года. Но даже в обществе отверженных я изгой, впрочем, последнее меня абсолютно не беспокоит. На хриплом выдохе – рудники не прибавляют здоровья – удар.