Щель. Виктор Ерофеев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и «усталое» постоянство мира, что близко идеям автора «Улисса». В политическом измерении здравый смысл заставляет Бродского занять «постутопическую» позицию, увидеть в катаклизмах века борьбу не добра со злом, а меньшего зла с большим и выразить, в результате, свой скептицизм по отношению к политическим движениям в целом. «Я не верю в политические движения, – утверждал поэт по приезде в США, – я верю в личные движения, в движения души – когда человек смотрит на самого себя и устыжается так, что производит какое-то изменение – внутри себя, не вовне». Бродский сочувственно относится к идее непротивленчества, делая акцент на внутреннем самосовершенствовании, отчуждаясь, однако, от максимализма толстовства. Впрочем, последовательного аполитизма не получается, и в Нобелевской речи поэт высказался решительно: «…по крайней мере, до тех пор, пока государство позволяет себе вмешиваться в дела литературы, литература имеет право вмешиваться в дела государства».

      Включенный в поэтику здравый смысл зачастую переплетается с иронией и самоиронией, позволяющей поэту как снимать эмоциональное напряжение, так и вести диалог с культурой на разных содержательных уровнях, с различными целями. Один из наиболее показательных примеров иронического диалога находим в поэме «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» (1974), особенно в той ее части, где Бродский предлагает свою версию пушкинской темы и где особенно отчетливо видны все стороны его эмоционального квадрата:

      Я вас любил. Любовь еще (возможно,

      что просто боль) сверлит мои мозги.

      Все разлетелось к черту на куски.

      Я застрелиться пробовал, но сложно

      с оружием. И далее, виски:

      в который вдарить? Портила не дрожь, но

      задумчивость. Черт! Все не по-людски!

      Я вас любил так сильно, безнадежно,

      как дай вам Бог другими – но не даст!

      Он, будучи на многое горазд,

      не сотворит – по Пармениду – дважды

      сей жар в крови, ширококостный хруст,

      чтоб пломбы в пасти плавились от жажды

      коснуться – «бюст» зачеркиваю – уст!

      Эмоциональный квадрат Бродского был бы достаточно непрочной, ломкой фигурой, если бы не существовало веры Бродского в слово.

      Именно такая вера может рассматриваться как абсолют в поэтическом сознании Бродского.

      В 1965 году он сформулировал свое кредо, остающееся в силе по сей день. В стихотворении «Одной поэтессе» он писал:

      Я заражен нормальным классицизмом.

      А вы, мой друг, заражены сарказмом…

      Бродский обнаруживает три вида поэзии:

      Один певец подготовляет рапорт.

      Другой рождает приглушенный ропот.

      А третий знает, что он сам лишь рупор.

      И он срывает все цветы родства.

      Если «рапорт» относится к псевдопоэзии, то «ропот» – отличительный знак гражданственной лирики, вознесенной в России на пьедестал, однако именно третья, медиумная, позиция близка Бродскому, который, через отрицание сарказма, объясняет ее значимость:

      И СКАЧАТЬ