Деникин. Конец Ледяного похода. Игорь Аркадьевич Родинков

Чтение книги онлайн.

      Красные партизаны и матросы, наступая врагам на пятки, снова погнались за ними по степям. В гривы конские были вплетены первые цветы, а на хвосты навязаны почерневшие от запекшейся крови золотые и серебряные погоны.

      Проделав за сутки 50-километровый марш-бросок, вечером 1 апреля Добровольческая армия вошла в немецкую колонию Гначбау. Вступление Деникина в командование армией многие не приняли. Думали, что армию возглавит старший по званию Алексеев, или, на крайний случай, Марков. За Антоном Ивановичем, в отличие от жесткого Корнилова, закрепился авторитет либерала. Он был непонятен многим офицерам, ожесточившимся в войне и принимающим лишь карательный характер борьбы. Тем более Деникин был непонятен казакам.

      Масло в огонь подлило известие, что в станице Елизаветинской оставили тяжелораненых. По армии пошли разговоры:

      – Триста раненых бросили большевикам на расправу. Нет, при Корнилове такого никогда бы не было, ведь это на верное истязание…

      Деникин сам узнал об этом только в Гначбау. Да, тяжелое наследство досталось генерал-лейтенанту. В строю осталось 3 тыс. бойцов из 6 тысяч, что было в соединенном кубано-добровольческом войске перед штурмом Екатеринодара. В обозе было 1,5 тысяч раненных и больных. Все были крайне утомлены и подавленны.

      Но нужно было жить и продолжать борьбу. Тайно похоронив Корнилова и Неженцева, армия вечером 2 апреля 1918 года¹ покинула колонию Гначбау и двинулась на восток, чтобы вырваться из густой сети железных дорог и сосредоточиться где-то на сближении трех краев: Дона, Кубани и Ставрополья – и уже оттуда начать новый поход.

      Во исполнение этого плана армии предстояло прорваться через линию Черноморской железной дороги и пробиться к станице Медведовской. Но противник уже подошел к колонии Гначбау с большими силами.

      Деникин приказал частям 2-й бригады – остаткам Партизанского и Корниловского полков, а так же пластунскому батальону – выдвинуться за окраину колонии. Пятьсот бойцов залегли в окопах и приостановили наступление противника. Но артиллерийский обстрел колонии продолжался с исключительной силой. 1-я бригада (Офицерский и 1-й Кубанский полк), наиболее боеспособная часть армии, пошла в авангарде. Конница растворилась где-то на флангах.

      Но не успели части выйти из колонии, как среди беженцев, в обозе и даже в некоторых полках началась паника. Это был наиболее напряженный день Первого Кубанского похода.

      Генерал Деникин вспоминал в своих мемуарах: «Этот день останется в памяти первопоходников навсегда. В первый раз за три войны мне пришлось увидеть панику. Когда люди, прижатые к реке и потерявшие надежду на спасение, теряли всякий критерий реальной обстановки и находились во власти самых нелепых, самых фантастических слухов. Когда обнажались худшие инстинкты, эгоизм, недоверие и подозрительность – друг к другу, к начальству, одной части к другой. Главным образом в многолюдном населении обоза. В войсковых частях было лучше, но и там создалось очень нервное настроение. Вероятно, среди малодушного элемента шли разные разговоры, потому что в продолжение пяти, шести часов в штаб приходили вести одна другой тревожнее. Получаю, например, донесение, что один из полков конницы решил отделиться от армии и прорываться отдельно… Что организуется много конных партий, предполагающих распылиться… Входит бледный ротмистр Шапрон, адъютант Алексеева, и трагическим шепотом докладывает, что в двух полках решили спасаться ценою выдачи большевикам старших начальников и добровольческой казны… предусмотрено какое-то участие в этом деле Баткина.., что сводный офицерский эскадрон прибыл добровольно для охраны генерала Алексеева. От всякой охраны лично я отказался, но много позднее узнал, что тревожные слухи дошли до штаба СКАЧАТЬ