Двойные двери. Татьяна Свичкарь

Чтение книги онлайн.

      Тут, слово за слово, выяснилось, наконец, с чего это всё началось, с каких пор Антон задумался о том, ради чего он живёт, и чему должен себя посвятить. Оказывается, несколько лет назад прочёл Антон книжку про оптинских новомучеников. Отца Василия, иноков Ферапонта и Трофима. Не заметил он в ней, как заметили бы многие, никакой религиозной патетики. Но таким чистым и полным самоотречения показался ему их жизненный подвиг, такими ясными – мысли, и высоким – дух, что потянуло его на церковную стезю, именно как молодых к тому самому подвигу тянет. Поэтому и не хотел Антон никакой «карьеры», а брался за самую простую и чёрную работу.

      Рекомендацию отец Павел ему дал, и в семинарию Антона приняли. К добру это ему оказалось, или к худу? В первый год их всё больше учили обычным предметам, каким в любом техникуме учат. А на второй год уже стали подтягивать к работе. К разной. То архиерейские палаты убирать, то фуры с картошкой разгружать. И здесь Антон был молчалив, погружён в себя, отличаясь этим от прочих семинаристов.

      С Димы Новикова, будущего папы Димы, сталось бы и повозмущаться. Каждый раз начинал он узнавать – чьи это фуры, откуда и куда – картошка, и кому будут платить за разгрузку. И он же, не стесняясь, обсуждал, когда они убирали грязную посуду и остатки угощенья с архиерейского стола – какой роскошный коньяк любит Владыка, и не является ли красная икра в пост явным чревоугодием? Причём Дима нимало не осуждал Владыку, он просто констатировал факт. Наверное, понимал, что если и он доберётся до таких церковных высот, то и ему будут и «Хеннеси» и красная икра.

      Антон же – вечный молчальник, и вечно был бы на чёрных работах, если б не выяснилось, что голос у него, оказывается, отменный. При этом он ещё и под гитару поёт – затащила его в своё время мама в музыкальную школу. И пошло. Семинаристам нередко случалось организовывать концерты. И не только у себя, но и перед публикой – во дворцах культуры разных. А с чем они могли выйти сами? С духовными песнопениями. Исполняли старательно, как в хоре по воскресеньям – каждую ноту выводили. И публика проникалась – было строго и торжественно. А потом скромно – его часто забывали даже объявить – выходил высокий парень с гитарой. Поскольку «вольное» и тем паче «дворовое», петь тут было нельзя, чаще всего Антон брался за репертуар иеромонаха Романа.

      Ах, как птицы поют! Как в неволе не спеть!

      Ублажаю тебя, Божье слово – Свобода!

      Соловьи, соловьи! Я б хотел умереть

      Под Акафист подобного рода.