Якутский след. Юрий Вер

Чтение книги онлайн.

      – Да, будет он голодный! Как рявкнет – мы со всех ног несемся, – отозвалась нянечка.

      Имя мальчику дали не сразу. На третий день после выписки, учитывая пожелания родственников и соседей по коммунальной квартире, где Виктор и Люся снимали угол, написали записки с именами и покидали их в шапку. Соседская девочка вытащила записку с именем Юра, по счастливой случайности или закономерно эту записку написала моя мама, так стал я – Юра.

      Пятимесячным родители перевезли меня из Питера в Якутию – в поселок Марха. Рядом с этим поселком располагалась воинская часть, куда мой отец, военный врач Верещагин Виктор Владимирович, был приписан. Мать – Верещагина Людмила Александровна, выпускница Санитарно-гигиенического медицинского института, поступила на службу поселковым участковым врачом, а через полгода перешла на должность главврача и, по совместительству, рентгенолога в туберкулезный диспансер. В Мархинском диспансере мама проработала три года. Была депутатом райсовета Покровского района.

      Родители развелись, когда мне было шесть лет. Отец комиссовался и уехал обратно в Ленинград. Мы с мамой еще около полугода жили в Средней Мархе, после чего переехали в поселок Аэропорт города Якутска, где сначала проживали в коммуналке на втором этаже деревянного барака по улице Гагарина, без водопровода, с печным отоплением. Через год мы получили отдельную квартиру на улице Циолковского, тоже на втором этаже деревянного дома, с батареями вместо печки и водяным отоплением, но без сортира и ванны. Вёдра с отхожим носили на помойку. Зимой по обледеневшим ступеням со второго этажа вынести вёдра – задача не простая даже для здорового мужика, а что говорить про мою маму – ростом метр пятьдесят и весом в сорок килограмм. И ничего, справлялась!

      Вот с этого момента – переезда в поселок Аэропорт и начинаются мои более-менее связные детские воспоминания.

      Помню деревянные тротуары вдоль проспекта Гагарина, по которым мы – пацаны гоняли на велосипедах, лавируя, чтоб не провалиться колесами в зияющие черные дыры между досками; помню нескончаемые ряды дровяных поленниц, с потайными ходами и схронами, в которых прятались «страшные» люди; кочегарку, где с пацанами собирали смолу, и зачем-то жевали ее; помню клуб Гагарина, в котором помногу раз смотрел "Неуловимых мстителей" и "Комсомольцев-Добровольцев"; бескостных гольянов, выловленных из Белого озера; строганину из чира, тающую во рту; пельмени в мешке, подвешенном в сенях зимой; горящую тайгу из иллюминатора ИЛ-14; отвратительный запах фекалий, растекающихся по весне из деревянных общественных сортиров и помоек; реку Лену, с ее песчаными косами; тучи комаров; пионерлагерь "Сокол", где я ловил сачком стрекоз; Тороса – огромную лайку с белой шерстью розоватого отлива, из которой "чесали мохер"; футбол на поле с колдобинами у Белого озера…

      Помню притороченный к моим бедрам проволочный каркас лошадки, сверху покрытый яркой материей, в руке у меня что-то похожее на жезл, я танцую гоп-ля-ля на сцене среди таких же мальчиков-лошадок; хоккей, забитую шайбу, вспухшую разбитую нижнюю губу и покачивающиеся за ней зубы; грамоту за первое место в вольных упражнениях по гимнастике – меня распирало от гордости, как будто я выиграл Олимпийские игры; мне кажется, я даже ходить стал по-другому, слава Богу длилось это недолго.

      А еще – болотные кочки, по которым я прыгал, направляясь к маме в больницу; белочку, случайно убитую работниками кочегарки; речку Мархинку, по которой плавал на лодке за аэропорт; якутский туман.

      Ноги, обмороженные в ледяном автобусе по дороге из Магана – стоял декабрь, Якутский аэропорт не принимал, мы прилетели с «югов» в легкой одежде…

      Помню лыжню через замерзшее Белое озеро; пацана-беспризорника, прятавшегося у нас на чердаке… И много-много подарков под елкой на Новый год: компоты, пластиковые солдатики, и – мечта пацана – настольный хоккей.

      Помню дворнягу, которую, я пытался выдать маме за овчарку, удерживая ее уши вертикально…

      – Юра, как собаку назовешь? – спрашивала мама.

      – Отелло, – отвечал я.

      – А если это девочка?

      – Пиздемоной.

      – Как-как? – переспрашивала мама.

      – Пиздемона, – нисколько не смущаясь отвечал я.

      Помню, как цепляя ложкой ненавистные комки с манной кашей, я катапультировал их за печку. Мама ставила будильник – засекала время, и мне следовало съесть её до того, как он зазвонит. Помню, что боялся наказания, но не помню, чтобы меня наказывали …

      Так протекало мое незамысловатое, счастливое, окутанное материнской любовью детство.

      Начало

      На четвертом курсе Военно-медицинской академии мой отец – Виктор Владимирович Верещагин разбил бюст Ленина… как это произошло – случайно или намеренно – установить невозможно. Виктор уверял, что торопился, не обратил внимания и зацепил СКАЧАТЬ