брат моего мужа, возжелал вдруг стать анахоретом и отгрохал дом на одном из многочисленных и совершенно пустынных островов там, где Свияга впадает в Волгу. Более глупой причуды и придумать было невозможно. Зимой по льду туда только вездеход мог добраться, а летом – катер. Редко-редко, в особо засушливое лето, когда река мелела, народ добирался до места вброд, и то кое-где вода доходила до горла, а кое-где приходилось плыть. Он вбухал в этот дом громадные деньги, был даже свой генератор, и вода, даже горячая, только жить там его тогдашняя жена Дашка Меликова отказалась. Наезжать туда с буйной холостяцкой компанией в обществе прекрасных дам он скоро перестал из-за многочисленных неудобств. Машины надо было оставлять в поселке, у местного мэра, а выбраться с острова можно было на катере, который постоянно ломался, или на лодке, но трудоемкая гребля мало кого увлекала, либо надо было ждать моторки с берега, которая раз в несколько дней привозила продукты. Да и с продуктами было хило. Любимые деликатесы и выпивку надо было закупать в городе и привозить в машинах. Впрочем, дом не пустовал. Навещали его многочисленные родственники и знакомые хозяев, а также друзья и родственники их друзей, Искандеровы деловые партнеры, почему-то не любившие селиться в гостиницах, и прочий странный люд, не желающий привлекать к себе внимания. Почти полгода прожила здесь семья Искандеровой сестры, пока в казанском особнячке шел ремонт, два месяца прокантовались Долгополовы, продав квартиру перед отъездом в Израиль, неделями прятался от воображаемых киллеров Вовка Шувалов в тот период, когда у него отнимали «Фитнес-Сити». Теперь, вот уже девятый месяц, здесь жили мы. Так пожелал мой муж, и отказать ему я не могла. Он попал в автокатастрофу, и его парализовало. Он не мог ходить. Мы потратили кучу денег, куда только я его не возила и кому только не показывала. Что-то говорили об органических и функциональных расстройствах. Кажется, находили одни – функциональные, и не находили других – органических. Или наоборот. В общем, обследовали все, что можно было, но никаких повреждений не выявлялось; один профессор очень долго и мутно объяснял мне природу его заболевания. Самое понятное выражение было «истерический паралич». Ничего удивительного – в детстве у него был невроз, он два года молчал, во сне ходил, даже на улице его ловили. Подвергали бедного Фарида гипнозу, но он, увы, ему не поддавался. Где-то через полтора года мучений Фарид сказал баста, он лечится больше не будет. После катастрофы он очень изменился, стал злобным и подозрительным, раздражительным, молчал неделями. Иногда мне казалось, что ему неприятно видеть меня – здоровую, бодрую, веселую. Знал бы он, чего стоила мне эта веселость. Поэтому когда он сказал, что хочет переехать из городской квартиры в Искандеровский особняк на острове, я не возражала, хотя мне пришлось бросить работу в оркестре на Казанском радио. Я бы и в Урус-Мартане поселилась, только бы он был доволен. Вот уже полгода мы на этом острове, и иногда мне страшно тоскливо, и приходится решать всякие бытовые проблемы, и в город я редко езжу, но зато Фарид успокоился. Он проводит дни со своим ноутбуком, сидит на веранде в своей коляске, завернутый в плед,
СКАЧАТЬ
