СКАЧАТЬ
русских, было бы более чем странно сказать или услышать: “возьмите и ешьте, это ведь Тело Мое” или “будьте покойны” вместо “мир вам”. И прочее подобное. Или как, например, перевести по-русски: “Чрево Твое пространнее небес содела”? По-русски это будет, конечно, понятно, но для набожного слуха и сердца это будет совершенно неприемлемо» [Там же: 129]. Академик Д. С. Лихачев (1998 г.): «Преодоление препятствия со стороны постижения языка – несложно (это не латинский язык в католическом богослужении). “Непонятность” лишь усилится, если языком его станет разговорный (обыденный, обывательский) язык, не имеющий всех богословских нюансов в своем словаре, лишенный традиционных фразеологизмов. И это тогда, когда существует близкий язык, но обладающий тысячелетним опытом молитвенного, богослужебного, богословского употребления. “Господи, помилуй” и “Господи, прости” – различны по своему значению. <…> Если мы откажемся от языка, который великолепно знали и вводили в свои сочинения Ломоносов, Державин, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Лесков, Толстой, Бунин и многие-многие другие, – утраты в нашем понимании русской культуры будут невосполнимы. <…> Это язык, который предполагает определенный уровень нравственной культуры. Церковнославянский язык, таким образом, имеет значение не только для понимания русской духовной культуры, но и большое образовательное и воспитательное значение. Отказ от употребления его в Церкви, изучения в школе приведет к дальнейшему падению культуры в России» [Там же 1999: 276–279]. Сейчас мы наблюдаем, что упорное нежелание нашего образовательного ведомства ввести изучение в школе основ церковнославянского языка в том или ином виде уже привело к падению речевой культуры нескольких поколений.
Здесь уместно сказать, что, как мне представляется, если в школьный курс русского языка и литературы в ближайшее время не будет введено хотя бы элементарное знакомство с основами церковнославянского языка (а это потребует совсем немного усилий и времени), да к тому же сторонники перевода Евангелия и литургических текстов на современный русский язык добьются своего, то русский литературный язык потеряет одну из основных опор, и можно будет поставить крест не только на преподавании русской литературной классики (кстати, и классического изобразительного искусства тоже), но и на полноценном понимании качественных публицистических текстов (см. выше результаты пилотажных экспериментов). «Если не признавались такие источники поэзии, как сакральные тексты, молитва, – пишет Вячеслав Куприянов, – то ясна причина непонимания верлибра в русской литературе ХХ века» [Куприянов 2003]. Но дело не только в верлибре. Многие тексты нашей классики не могут быть полноценно восприняты без знания текста Евангелия. Приведу несколько примеров (два примера взяты из [Дунаев 1996]). Так, стихотворение А. С. Пушкина «Странник», в котором есть такие строки: «Иди ж, – он продолжал, – держись сего ты света; / Пусть будет он тебе единственная мета, / Пока ты тесных врат спасенья не достиг…» (здесь и далее выделено мной. – А. С.). Глубинный смысл этих строк можно понять только
СКАЧАТЬ