Регионы Восточной и Западной Сибири в контексте социокультурных трансформаций и модернизационных процессов в России (2010–2012 гг.). Валентин Немировский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ можно выделить два элемента: собственно утопию и антиутопию (вспомним древнекитайскую дихотомию ян и инь). Любая утопия несёт в себе свой антипод – антиутопию.

      Фактически любая социальная утопия является ярким, завлекательным миражом, волшебным покрывалом, под которым таится её страшный, но неизбежный антипод – антиутопия. С точки зрения принципа минимального универсума утопия выполняет функцию развития утопической системы, её распространения среди большего числа сторонников, приспособления утопических идеалов к конкретным традициям того или иного социума, менталитету и социальным ожиданиям его представителей. Антиутопия выполняет функцию «укоренения» утопической системы в конкретном социуме, её внедрения в массовое сознание и поведение людей, укрепление утопического социума любыми доступными её проводникам методами. Поэтому весь социально-исторический процесс можно рассматривать как смену борющихся между собой социальных утопий-антиутопий, за которыми стоят определённые тайные организации50.

      В этой связи трудно не согласиться с подробной характеристикой особенностей социальных утопий и социальных антиутопий, которую даёт в своей новаторской работе В. Штепа. По его мнению, если утопия основана на позитивном стремлении к прямому воплощению своего трансцендентного идеала, то антиутопия сосредотачивается на негативе – борьбе со всевозможными «врагами» и «ересями», чем постоянно отодвигает «светлое будущее» за недостижимый горизонт, а по сути предаёт и обессмысливает его.51

      Важно отметить, что «точкой водораздела между утопией и антиутопией является момент достижения утопистами власти. Как только власть обретена, утопия отступает на задний план, являясь частью официальной идеологии. На первый план выходит антиутопия. Так, христианство было социальной утопией, но, завоевав власть, стало антиутопией. Обретя статус официальной религии, западное христианство лишилось своего утопизма и приобрело статус антиутопии, полнее всего выразившийся в деятельности «святой» инквизиции»52.

      В качестве примера можно привести аналогичный путь, который прошла каждая монотеистическая религия. Как образно пишет К. Кобрин, «в условиях постсоветской культуры явно постмодернистским феноменом представляется возвращение, ренессанс традиционных конфессий, особенно Православия. Потерявшее всякий позитивный смысл современное русское православие с его кокетливым эстетским традиционализмом есть не что иное, как религиозные «Старые песни о главном». Православный поп на бандитской презентации – таков постмодернистский ремейк Сергия Радонежского, благословляющего Дмитрия Донского»53.

      На наш взгляд, именно в IV в. н. э. состоялся переход христианской социальной утопии в христианскую социальную антиутопию. Переход же социальной утопии мусульманства в социальную антиутопию произошёл на грани ХI – ХII вв. н. э. Не вдаваясь в детали, обращаем СКАЧАТЬ