Литературный институт. Виктор Улин

Чтение книги онлайн.

      Девушка была недевушкой.

      И звали ее не Анжеликой.

      (Анжелика была моей сокурсницей; эта училась позже: когда я получал диплом, она сдавала свою первую весеннюю сессию.)

      Звали ее…

      Тем именем, которое у невежественного человека ассоциируется с банкой консервированных огурцов из супермаркета, а у вежественного – со впадиной суши, заполненной соленой водой (изолированной, соединяющейся с другой такой же впадиной или выходящей в Мировой океан).

      А фамилия ее была интернациональной, поскольку происходила от профессии древней и востребованной.

      (Если вы подумали сейчас о древнейшей, то мне за вас стыдно.)

      Поскольку немкой она носила бы фамилию Muller, англичанкой – Miller, француженкой (я полагаю) – Moulin, а латышкой уж точно была бы Мельникайте.

      Лет ей было около 25 (мне самому в тот год грозило исполниться 35).

      У нее были чистые детские глаза, тихое лицо, молочно-белая кожа, льняные на вид и шелковые на ощупь волосы (мама ее была эстонкой), ненавязчивая грудь и большая уютная попа (полагаю – теплая, как печь).

      Подчеркиваю сразу: всего лишь полагаю!

      (Впрочем, ассоциация с печью возникает у меня лишь сегодня по причине, которая прояснится позже.)

      Происходила она не из Прибалтики, а из того южного города, где произошло незначительное по масштабам II Мировой войны, но значимое для каждого отдельного солдата сражение, которое впоследствии стало эпохально-символическим для последних десяти лет застойного периода СССР, породив невыразительную книгу и очень хорошую песню.

      Несмотря на очень зрелую фигуру, она создавала впечатление существа, нуждающегося и в ласке и в защите.

      Прибегая к привычному языку образов, скажу так. Без всякой связи она ассоциировалась у меня с героиней рассказа «Кроткая». Тихой простой девушкой, которая не вынесла унижений со стороны мужа и покончила с собой. Выбросилась из окна, прижав к груди икону – чтобы бог простил грех и не отвернулся от нее на том свете. Это произведение мне кажется сильнейшим во всем наследии Федор Михайловича Достоевского – на мой взгляд, он куда пронзительнее и «Братьев Карамазовых» и «Преступления и наказания» и всего прочего тем более.

      Хотя выбрасываться она ниоткуда не собиралась.