Название: Качиакта
Автор: Александр Николаевич Лекомцев
Издательство: ЛитРес: Самиздат
Жанр: Современная русская литература
isbn:
isbn:
Правда, злые языки, не иной раз, вешали на неё всех собак, говорили, что заносчивая и… злая. За что же такую, милую и хорошую упрекать в том, в чём она не грешна? Да, конечно же, немного Аня была горделива, спесива, самонадеянна… Но, скорей всего, потому, что знала себе цену. Поэтому к окружающим, к тем, от кого не имела ни какой пользы, относилась высокомерно, с гонором. Ему, отцу, приходилось часто защищать свою доченьку от таких вот оскорбительных нападок, даже физически. Умел пока.
Теперь же он остался один. Точнее, один на один с огромным и неуютным миром, который смотрел на него, как, почти что, на муравья, на букашку. А как ещё смотреть теперь было окружающим-то людям на него, Прохорова? Но для них, кто его, вроде и понимал и, будто бы, сочувствовал, подобное событие являлось ординарным явлением. Ни он первый, ни он последний…
Чего уж там греха таить, в России по всяким разным причинам бездомных, нищих, бродяг, бичей и бомжей ныне становится всё больше и больше. Не простых потерянных людей, а превращающихся в невидимок. Потому, что когда они становятся таковыми, их уже никто не видит… в упор, не замечает. Их просто нет потому, что… быть не может. Не должно быть – точка! Но ведь они есть. И если бы их насчитывалась, всего лишь несколько сотен тысяч, а то ведь несколько миллионов. Статистика, правда, противоречива, но… как есть, так и есть. Всё новые и новые страдальцы по разным причинам пополняют ряды бомжей, в буквальном смысле слова, лишних людей, которые или просто устали бороться за своё существование, или не привыкли к такому, не виданному и не очень понятному для них социальному раскладу.
Пусть мир людей разделился ныне в России на счастливых и невезучих. Пусть! «Но зачем же бороться за собственное существование, когда надо просто жить?». И всё! Радуйся солнечному свету, если он есть. Когда же и светило не ласкает лики человеческие приветливыми лучами, то стоит довольствоваться тем, что имеется. Да и не по-божески получается – бороться. Ведь сопротивление и даже заступничество за ближнего и дальнего – уже, получается, грех, ибо кто-то будет непременно побеждён тобой. Возможно, им окажется и самый близкий для тебя человек, причём, ни в чём не повинный.
По железнодорожному полотну, октябрьской осенью, уже не молодой бродяга шёл с тяжёлым и уже изрядно потёртым рюкзаком за плечами на Восток России новоявленный бомж Прохоров. В вечерней мгле, в бича, обросшего густой рыжей бородой, разгулявшийся и озверевший таёжный ураган безжалостно швырял не пригоршни, а цветистые охапки кленовых листьев. Идущий слышал, как трещали стволы деревьев, а некоторые из них падали недалеко от насыпи, покорно и безропотно переходя в мир иной. У них, у деревьев, тоже есть свой рай и ад, и грешны они… по-своему. Но то ведомо, в данном случае, только им, представителям не только флоры. Они, вероятней всего, тоже разумны и, по-своему, счастливы и не совсем. Скорей всего, и фауна от неё он отстаёт.
Сырой, невидимый, мощный, безжалостный ветер не стонал, не рычал, он надрывно выл в телеграфных проводах, которые были протянуты от деревянного столба к точно такому же столбу. Они уже ни одно десятилетие стоят здесь, по обеим сторонам Восточносибирской железнодорожной магистрали. И как обычно, есть два пути: один – вперёд, в будущее; а другой назад, в прошлое. Но чаще всего, у бродяг к минувшему все пути отрезаны раз и навсегда. И они, изгои не только родных и близких своих, но и единого человеческого общества, всех времён и народов, понимают, что перемен к лучшему не ожидается. Да и большинству из них и не нужны всякие и разные перемены. Ни к чему себя баловать и злить остальных.
А столбы телеграфные не просто стояли, а наблюдали за тем, сколько и когда пройдёт по шпалам новоиспечённых путешественников, ставших таковыми по воле злого рока, из былой уютной обители в совершенно новый и непредсказуемый мир опасностей, тревог, неверия и полных разочарований и огорчений в их никчемной жизни. Сказать, что мир жесток, вместе с его «рулевыми», чинушами и ворами в законе, по судьбе и по жизни – это ничего не сказать. Поэтому Захар Алексеевич Прохоров и чаще всего в дороге не подавал голоса – не бормотал ничего себе под нос, ни на кого не роптал, и даже не пел. Он угрюмо шёл туда, на Восток, где его никто и нигде не ждал. И путь свой тяжкий путь из небольшого западного города России Луговск он начал ещё в мае, ибо знал, что зимой нелегко будет продвигаться в сторону Великого Тихого океана.
Почему он шёл именно туда, для него оставалось загадкой, непостижимой тайной, которую он и не брался, не пытался раскрыть. Зачем себе голову ломать? Надо идти – вот и всё! А то именно, что осталось навсегда за его спиной, уже не принадлежит ему, а лишь памяти его, горячей, обожжённой невзгодами, обидами и полным недоумением по поводу того, что произошло с ним.
Ветер усиливался, поэтому шагать по шпалам становилось всё тяжелее и тяжелее. Рваные штаны и штормовка пузырились на Прохорове так, как будто паруса фрегата, помятого безжалостным штормом. Что касается кепки, то она давно уже была сорвана вихревым потоком и унесена в один из глубоких оврагов, в самую низину горного СКАЧАТЬ