Записки Обыкновенной Говорящей Лошади. Людмила Черная

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Москву. Он, если остался жив, очевидно, тоже. Ни мне, ни ему ничего не стоило найти друг друга. Фамилии друг друга мы знали. Но даже мысли такой у меня не мелькнуло. Зачем? Это прошло в ту самую минуту, когда мы расстались. А теперь, в глубокой старости, я вспомнила несколько дней безоблачного счастья. Любовь без начала и без конца. Без обязательств и гарантий, без измен и страданий. Без быта и даже без близости. Чистую любовь…

      P. S. Рассказа Бунина «Солнечный удар» я тогда еще не прочла.

      От… и до…

      В семье его звали Дая, жена – Даня. Имя-отчество – Давид Моисеевич. Он был двоюродным братом мужа… Давид Гольдфарб.

      Редко случается, что ты точно помнишь, когда именно с этим человеком познакомилась, и точно знаешь: все, конец, больше ты его не увидишь. С Даей у меня было именно так: отчетливо помню первую встречу с ним и последнюю тоже. Помню от… и до…

      «От» было сразу после войны. Мы шли с мужем по сравнительно узкому Столешникову переулку. И вдруг я услышала громкий крик. Мужа кто-то звал. Мы остановились. На другой стороне улицы, в проеме ворот стоял молодой человек на костылях, с подвернутой штаниной. И кричал примерно следующее:

      – Куда же ты пропал? Видишь, я без ноги. Безногий инвалид. Здесь живу. У своего тестя, черт бы его подрал. Еще тот гусь. Ну а ты как?

      Муж что-то бормотал в ответ. Но улицу не переходил. Прохожие оглядывались. Инвалид мужа не слушал и не звал подойти ближе. Продолжал кричать свое:

      – Во судьба отделала! Ногу оттяпали! Все на двух ногах, а я – на одной…

      – Кто это? – с испугом спросила я.

      – Двоюродный брат, сын маминой младшей сестры…

      Первая встреча с Гольдфарбом запомнилась на всю жизнь не потому, что он был на костылях: в 1945–1946 годах такие, как Дая, инвалиды войны попадались в Москве часто, – а потому что он, не слушая, громко кричал на весь Столешников.

      Потом я поняла, что это свойство его натуры. Он слышал преимущественно себя. Все, что ему говорили другие, большей частью пропускал мимо ушей.

      С тех пор прошла целая эпоха. Мы не так уж редко виделись с Даей. Довольно долго жили в двух шагах друг от друга на улице Дмитрия Ульянова. Дая звал нас к себе на семейные торжества. Часто бывал у нас. Ему импонировал наш шумный дом, где всегда было много народа, самые разные люди: историки, поэты, международники. Даже разведчики.

      До войны Дая закончил медицинский институт, стал биологом. Жена стала врачом. И сын и дочь пошли по стопам родителей. Учились на врачей. А он тянулся к гуманитариям, к людям свободных профессий. Хотя они его и раздражали больше других.

      Вспоминаю одну новогоднюю ночь у нас, когда он буквально бросался на Шуру Борщаговского, называя его почему-то Борисом Слуцким. В тот новый год он до хрипоты кричал, обвиняя нашего друга Слуцкого, на самом деле Борщаговского, в недостаточной оппозиционности, чуть ли не в приспособленчестве. Умный Борщаговский только усмехался…

СКАЧАТЬ