При этих словах сердце у меня едва не разорвалось, я разрыдалась и закричала ей: “Никогда! Никогда не будет этого! Можете оставлять здесь свою деревяшку, можете на меня ее класть, все равно вы меня ни в чем не убедите! Если бы вы вправду любили меня как дочь, вы не стали бы так поступать со мной!” Видя меня в таком состоянии, она из милосердия убрала от меня крест, а потом проповедник снова принялся брызгать своей всегдашней водой. Он разбрызгивал ее по всей каморке, по кровати, брызгал мне на лицо и призывал своих нескончаемых святых. Он сказал: “Ты увидишь, что сей же ночью явятся сюда все святые, которых я призвал, и они заставят тебя позвать настоятельницу, и она станет свидетельницей твоего мгновенного обращения”. Он проповедовал вот так еще часа три или дольше, а потом наконец ушел, будучи в дурном расположении духа. А я осталась скорее мертва, чем жива, и мне было так страшно, что, казалось, земля подо мной вот-вот разверзнется и поглотит меня.
На следующий день Анне Дель Монте разрешили покинуть Дом катехуменов. В гетто по этому случаю устроили настоящий праздник.[74]
Глава 7
Старый отец и новый
Момоло Мортаре был 41 год, когда он отправился в Рим. За годы, прошедшие с тех пор, как они с Марианной переехали из Реджо в Болонью, он успел обзавестись магазином обивочных материалов и торговал ими оптом и в розницу. Сам магазин помещался на первом этаже того же дома, где жила семья Момоло, на улице Ламе в центре города. Круг его друзей в Болонье ограничивался в основном евреями, переселенцами из ближайших городов, чьи семьи тоже занимались торговлей. Но иногда он проводил вечера в кафе неподалеку от дома, где встречался с другими знакомыми, не евреями. Один историк рубежа веков, опираясь на свидетельства сына Момоло Аугусто, пишет, что все люди, знавшие Момоло, любили его и что он пользовался большой популярностью в своей округе.[75] Другие же свидетельства говорят о том, что Момоло был человеком довольно церемонным. Через год после того похищения его сына один из друзей Момоло, еврей из Болоньи, называл его “человеком очень честным, но несколько скованным”.[76]
В детстве Момоло получил хорошее еврейское образование. Он выучился читать и писать на иврите и по-итальянски. Он пересыпал свою речь (во всяком случае, беседуя с единоверцами) древнееврейскими словами. Вместе с тем Момоло явно относился к тем зажиточным евреям, чью жизнь в корне изменили глубинные течения Рисорджименто. Он очень радовался тому, что многие особенности прежней жизни в гетто остались позади. Момоло было 15 лет в 1831 году, когда восстание, вдохновленное карбонариями, вынудило герцога бежать из своего герцогства и наступил короткий пьянящий, но вместе с тем и грозный период торжества новых идей, провозглашавших всеобщее равноправие. Многоэтапная эмансипация СКАЧАТЬ
74
75
Raffaele De Cesare,
76
“Un homme très-honnête, mais pas trop à son aise”. Письмо Иосифа Павии, Болонья, 13 ноября 1859 года,