Рывок в неведомое. Борис Камов

Чтение книги онлайн.

      Летом девятнадцатого, когда их, киевских курсантов, бросили в прорыв под Киевом и полурота остановилась на ночлег в Кожуховке, ночью ножом был заколот часовой. И полурота чуть не погибла.

      Став в тот же день полуротным вместо убитого командира, Голиков дал себе слово, что будет каждую ночь проверять караулы и напоминать часовым, что быть легкомысленным на посту смертельно опасно. С той поры, за два с половиной года, не произошло никаких несчастий по вине или благодушию часовых в ротах, батальонах и полках, которыми он командовал. Попадая на передовую, Голиков неукоснительно каждую ночь дважды обходил посты и сурово наказывал бойцов за любую небрежность в несении караульной службы. И вот, стоило уехать из Форпоста, словно в издевку, ножом был заколот Лаптев.

      Подавленный этими мыслями, а еще больше тем, что от него в тайге ушел Соловьев, Голиков, злой и усталый, ввалился к себе на квартиру. К нему прямо с порога кинулась Аграфена.

      – Наконец-то! – с упреком произнесла она, словно Голиков загулял на посиделках. – Анфиса прибегала два раза. Ты ей очень нужен.

      Аркадий Петрович снял портупею, швырнул в угол прихожей шашку.

      – Завтра. Сегодня никуда не пойду. Устал.

      – Не может она ждать до завтра, – возразила Аграфена и перешла на шепот: – Человек у нее какой-то. Второй день тебя дожидается… Давай наскоро ополоснись, и зайдем на полчасика. Там и пообедаем. Анфиса покормит.

      – Плесни мне водички, – обреченно попросил Голиков.

      – Я и баню истопила, тебя дожидаючись. Придешь из гостей – помоешься. И потом, Гаврюшка приходил.

      – Гаврюшка?.. Он чего хотел?

      – Плакал. Отец его, Митька, ходил к Астанаю выкупать ихнюю мамку. Астанай не отдал.

      Голиков стянул с ноги грязный, заляпанный глиной сапог, потом другой. Хотел поставить возле вешалки и вдруг с силой шваркнул об пол.

      – Аркаш, ты чего? Или я чем тебя обидела?

      – При чем здесь ты? Шагу не могу ступить, чтобы не наткнуться на Соловья!..

      Через четверть часа в новой шинели и в новых сапогах, держа под руку принаряженную Аграфену, Голиков прошествовал к дому Анфисы. Аграфена несла аккуратную корзиночку с пирожками, завязанную чистой белой тряпочкой. И еще через полчаса вся деревня знала: «Голик-то с Грушкой гуляют нынче у Анфиски».

      А настроение для гулянки было самым неподходящим. Голиков чувствовал себя виноватым, что бессилен помочь Гаврюшке, хотя именно ребенку отряд был обязан своим успехом. Наутро были назначены похороны Лаптева. А затем предстояло написать письма родителям и женам погибших. Вот уже три года, если умирали бойцы, Голиков извещал их близких только сам.