Жернова. 1918–1953. Книга седьмая. Держава. Виктор Мануйлов

Чтение книги онлайн.

      Утро выдалось удивительно тихим. Ни коровы не мычали, ни петухи не кричали, ни собаки не лаяли, даже вороны и воробьи куда-то подевались. И народу – никого, точно ветром всех сдуло. И даже детей. Оказалось, что не все, кто приехал, живут в дедовом доме, а те, что живут, почти все ушли на сенокос. И даже дети. Я тоже запросился на сенокос. Мама сказала:

      – Вот позавтракаем и пойдем.

      Завтракали мы гречневой кашей с молоком и большими коричневыми пенками. Я съел всю кашу и все пенки, потому что вкусно, но больше всего потому, что очень хотел пойти на сенокос.

      Дом деда Василия стоит на самом верху. Но это совсем не его дом, а дядин Мишин, а дедов совсем в другом месте, маленький, потому что большой сгорел и дед стал погорельцем, и там негде поместиться. Сразу же за домом сарай с дровами, коровий, овечий, поросячий, куриный и гусиный дом, а уже за ними огород, в котором растет картошка длинными-предлинными рядами, капуста, лук, морковка и еще какая-то трава. Вдоль ограды несколько вишен с зелеными ягодами, ужасно кислыми, какие-то кусты тоже с ягодами, и тоже очень кислыми на вид, так что я даже не стал их пробовать.

      Мы, то есть я, мама и Людмилка, прошли огородом по узенькой тропиночке мимо бани и вышли за околицу. Околица – это такой забор из длинных серых жердей, привязанных к кольям, чтобы колхозная скотина не поела дядимишину картошку и капусту. Я пролез между жердями, Людмилка проползла под ними, а маме пришлось жерди поднимать, чтобы пройти, и снова класть на место.

      Вдали виднелись мужики. Они во что-то играли, вертясь, размахивая палками и едва-едва переступая ногами. Может, они что-то потеряли в траве, может, они ловили жуков и кузнечиков.

      – Во-он папа, – сказала мама, показывая пальцем на одного из мужиков в белой рубахе.

      Папа, на мой взгляд, ничем не отличался от других мужиков. Он отличился, когда мы подошли близко. Но совсем близко мама нас не пустила.

      – А что они деют? – спросил я, когда мы были еще далеко.

      – Не деют, а делают, – говорит мама и требует: – Повтори.

      – Деют, – повторяю я.

      – Господи, – говорит мама. – И когда ты только научишься правильно говорить?

      А папа сердится:

      – Ты чего язык ломаешь? – сердится папа.

      – Я не ямаю, – отвечаю я. – Он сам.

      – Он сам так не может, – еще больше сердится папа. – Вот возьму табя и отшлепаю ремешком.

      – Ага, – говорю я. – А сам?

      – Что сам?

      – А табя? Язве это пьявильно?

      Папа хмурится и не говорит ничего, потому что он, говорит мама, из Белоруссии, а там, говорит мама, все говорят неправильно.

      – Мам, ну мам! – дергаю я маму за рукав. – Что они деют?

      – Косят СКАЧАТЬ