Дед. Михаил Боков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ раз накануне видел мать, ее переворачивали на бок медсестры, чтобы обмыть. Сама она перевернуться уже не могла. И вдруг – табуретка и шпингалеты.

      Стоял апрель – жаркий, беззаботный. Раньше времени расцвела зелень, и вся Москва благоухала ароматами, предвкушениями, надеждами. О чем думала мать, стоя на подоконнике в тот утренний час? Что вспоминала и с кем прощалась? Ганин часто задавал себе эти вопросы. Был пятый этаж. Смерть, сказали в больнице, наступила мгновенно.

      Гроб сделали закрытым. Когда провожающие вышли из морга на улицу, Ганин остался. Попросил сдвинуть крышку, чтобы попрощаться. Его пытались отговорить. Он уперся, поскандалил и – как выяснилось позже – был прав. Лицо матери было целым. Спокойное, каким оно не было уже давно, его портили только царапины на шее и на щеке. Так что пугали зря.

      Под занавес траурной церемонии распорядитель произнес: «Теперь скажем ей „прости и прощай“» – и гроб медленно пополз в печь крематория. В этот момент внутри Ганина что-то лопнуло. Он заплакал и проплакал несколько дней.

      В мае не стало работы. Ганин трудился ночным редактором в новостном агентстве. Для мужчины, которому вот-вот стукнет тридцать три, работенка не ах. Былые амбиции отшлифовало время. Стать вторым Невзоровым, вторым Парфеновым, вторым Хантером Томпсоном, а еще лучше первым Андреем Ганиным, легендой, историей журналистики не удавалось. Ганин проживал рабочие будни в компании интеллектуалов-неудачников – таких же, как и он сам. Всем слегка за тридцать. Все порастеряли надежды, смирились, стали потихоньку накапливать жирок и готовиться к старости. Привычный ход вещей нарушил визит менеджера по персоналу. 22-летняя молодая кобылица, казалось заступившая на работу только вчера, построила их гундосое и унылое редакторское стадо. Через минуту стаду объявили, что оно может валить на все четыре стороны. На дворе бушевал кризис.

      В июне развалилась семья. Ганин доходил до психопатии в любви к пятилетней дочке Варе, но не мог найти в своем сердце ничего для жены. Они засыпали, повернувшись спинами друг к другу. Однажды он застал ее в ванной, мастурбирующей флаконом дезодоранта. «Что? – с вызовом спросила она. – Что?» Ганин ничего не ответил и прикрыл дверь.

      Марина сама предложила разойтись. Она помогла перевезти его вещи на квартиру к маме. Она помыла там окна, оттерла пол, смела пыль. Ганин не был в квартире после похорон. Он боялся туда заходить. Это была квартира его детства. Он знал там каждый уголок, каждую щель: помнил, что на антресолях лежит его трехколесный велосипед, зеленый, на котором он когда-то катил в детский сад, а в старом буфете, напротив фотографии рано ушедшего отца, – рюмка, прикрытая корочкой черного хлеба.

      За время отсутствия Ганина цветы в горшках завяли и еще появился тошнотворный гнилостный запах. Его источником был йогурт, оставленный мамой в мусорном ведре. Ганину показалось, что йогурт шевелился, когда его, зажимая руками носы, отправляли в мусоропровод.

      «Теперь можно жить!» – сказала Марина, разогнувшись после уборки. Она отвернулась к окну, заплакала. Ганин не видел этого, уставившись на фотографию прадеда.

      Полное имя прадеда СКАЧАТЬ