жуткая антипатия к нему. И, хотя, он оказался обычным психотерапевтом, а тогда это становилось модным, наверное, привитым американскими сериалами и фильмами, где все свои проблемы, временные трудности, даже просто плохое настроение, люди были готовы обсуждать с психологами и психотерапевтами. Я его невзлюбила с самого начала. Кстати, с того момента и до сих пор, я терпеть не могу психотерапевтов и психологов. Мама деликатно вышла с кухни, оставив нас с ним наедине. И он сначала начал меня расспрашивать о моих увлечениях, о том, с кем я дружу и кем хочу стать в жизни. Я ответила, что хочу рисовать, и мне всё равно кем быть, лишь бы иметь возможность и время для занятий живописью. А он сказал, что пока это НАВАЖДЕНИЕ, и с этим ещё можно бороться и, даже, оказывается, можно исправить. А когда это перерастёт в ОДЕРЖИМОСТЬ, тогда всё будет очень плохо. Я очень агрессивно себя вела с ним, даже, хамила, пыталась доказать, что нет ничего плохого в том, что я занимаюсь любимым делом, и мне просто наплевать на то, чем занимаются мои сверстники. А он, наоборот, был добрым и ласковым, говорил спокойно и уверенно, но на меня это действовало ещё более раздражающе. Он говорил, что в двенадцать лет девочки уже должны начинать интересоваться мальчиками, нарядами, молодёжными журналами, а не только рисовать. При том, он говорил, что рисовать – это хорошо, но просто надо знать меру. В тот вечер мы так и не пришли к общему знаменателю. Ему не удалось убедить меня что-то изменить в своих взглядах, наоборот, после его ухода я закрылась в своём сарае-студии и рисовала, рисовала… Мама знала, что трогать меня нет смысла, когда я закрывалась и погружалась в творчество, папа наоборот, наверное, был единственным, кто поддерживал меня на все сто процентов. Поэтому, мне никто не мешал тогда. Я рисовала долго, даже не пошла домой ужинать, не делала домашних заданий, мне просто не хотелось выходить в их мир. В той студии я тогда и уснула. Проснулась лишь утром, когда мама стучала в дверь. Я открыла двери и увидела красные, заплаканные мамины глаза. Она ничего не сказала, просто так обыденно сказала, что завтрак на столе и мне пора в школу, а то я опоздаю. И ни слова о вчерашней беседе с психологом. Как-будто, ничего и не было. Но вечером меня опять ждал этот доктор. Я весь день думала, как сделать так, чтобы не расстраивать маму, ведь я её очень сильно любила, а она меня. Мы никогда не ссорились, просто здесь наши взгляды на моё занятие живописью начали расходиться. Я сказала психологу, что хочу поговорить с мамой и вышла из комнаты. Маме я сказала, что я сделаю всё, чтобы она только не расстраивалась, но пусть никогда больше этого мужика в нашем доме не будет. Мама знала, что спорить со мной бесполезно и согласилась. Больше в моей жизни ни психологов, ни психотерапевтов не было. Рисовать я, конечно же, не перестала, просто стала меньше офишировать то, чем я занималась. Для мамы я была прилежной дочерью, помогала по дому, по хозяйству, а в школе я была прилежной ученицей. Но на самом деле, я постоянно читала о художниках, ходила в художественную школу, а по вечерам
СКАЧАТЬ
