За полвека. Воспоминания. Петр Боборыкин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ была слишком уже пуста, сводилась к кутежу и "шалдашничанью" (то есть ничегонеделанью), но идея солидарности все-таки держалась.

      Меня лично такая совместная жизнь не могла удовлетворять. Превратись я в настоящего "бурша", я бы смотрел на это как на сильный шаг назад, на падение своего "я". Для меня в тот момент предмет пылкого культа были точное знание вообще и «наука наук» – химия. А у них на попойках слово «Gelehrter», ученый, было шутливо-оскорбительным прозвищем, за которое вызывали на пивную дуэль. Это называлось на ужасном немецко-русском жаргоне «закатить гелертера». Если вдуматься, то такое отношение к учености, к культу науки совсем не так глупо и пошло.

      Под этим сидит такой ряд афоризмов: "В юности не напускай на себя излишней серьезности; лови момент, пой и смейся; учись, если желаешь; но на товарищеской пирушке не кичись своей ученостью, а то получишь нахлобучку".

      Никто из буршей не возмущался тем, что явившийся из Казани студент хочет изучать химию у Карла Шмидта; но если он желал быть сразу persona qrata, он, поступив "фуксом" в корпорацию, должен был проделывать их род жизни, то есть пить и поить других, петь вакхические песни и предаваться болтовне, которая вся вертелась около такого буршикозного прожигания жизни.

      За целое полугодие моей выучки в звании фукса я не слыхал на какой-нибудь вечеринке или попойке (что было одно и то же) разговора, который хоть немного напомнил бы мне: зачем, собственно, переехал я с берегов речки Казанки на берега чухонского Эмбаха?

      Можно и теперь без преувеличения сказать, что в самом преддверии эпохи реформ бурши "Рутении" совершенно еще спали, в смысле общественного обновления; они были – по всему складу их кружковой жизни – дореформенные молодые люди, как бы ничем не связанные с теми упованиями и запросами, которые повсюду внутри страны уже пробивались наружу.

      Один пример из сотни – и самый веский.

      И в Казани и в Дерпте состоял при мне все тот же крепостной служитель, Михаил Мемнонов, который в Дерпте находил свою материальную жизнь лучше, чем мы, его господа, ходил кормиться к русскому портному по фамилии Петух и ел куда вкуснее и свежее, чем мы. В Казани мы со своими товарищами по квартире то и дело говорили о крепостном праве и все искренно желали его уничтожения. Этот служитель мне не был нужен, и я не отсылал его потому, что привязался к нему и у меня ему было очень хорошо: мы обращались с ним, как с приятелем, и делились всем, что сами получали. И всем нам делалось весело, когда Михаил Мемнонов пророчески восклицал:

      – Не умру крепостным. Будет воля – не сегодня, так завтра!

      И что же? За всю мою выучку в корпорации и позднее, когда я видался с буршами, я никогда не слыхал ни единого слова на эту тему, – такова была их отчужденность от всего того, что уже назрело в России.

      И все-таки в общем корпорации были культурнее того, как жили иные товарищеские компании Казани, с очень грубыми и циническими нравами. Самая выпивка была вставлена в рамки с известным СКАЧАТЬ