Учитель поэзии (сборник). Александр Образцов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ живут. Из моей жалости пальто не сошьешь. Из жалости не сошьешь даже хорошую улыбку.

      Анна Федоровна движется дальше, с трудом преодолевая лестницу, а я в это время уже далеко. Мне кажется, что я хожу недостаточно быстро, и я постоянно прибавляю. Куда я спешу? Как бы быстро я ни ходил, за со бой все равно не угнаться. Мне надо на вокзал – и я уже там, еще не войдя в метро.

      А Анна Федоровна очень хотела бы иметь такие быстрые ноги, как у меня. Может быть в ее улыбке – или назовем это ожиданием, все равно, – как раз и прячется зависть к моим быстрым ногам. Надо бы мне ценить их, прыгать иногда за веткой тополя, скакать через лужи, просто остановиться и пощупать икры. Хорошие ноги.

      Недавно, как я узнал от соседки по квартире, Анне Федоровне в больнице чуть было не отрезали ее левую ногу. Признали гангрену. Меня всегда поражает то, с какой беспечностью стали относиться к человеку в больницах. Может быть, операции стоят слишком дешево? Почему человека режут не там, где нужно? Черствость? Зверство? Нет. Пусто живут сами, а значит – и окружающие пустые люди. А пустой жизни не жалко.

      Моя соседка, тоже старуха, одних лет с Анной Федоровной, лет семи десяти с небольшим, посетила ее в больнице и уговорила на ампутацию не ложиться. Не скажу, чтобы она, Елизавета Никитична, была такая уж добренькая. А пошла в больницу и с кем-то там разговаривала по поводу болезни Анны Федоровны. И не такие они подруги, – живут на одной лестничной клетке. А то, что Елизавета Никитична не добренькая, я не зря сказал.

      В прошлом году мы с ней не разговаривали полгода. А я человек неплохой, уступчивый. Не верите – можете дальше не читать.

      У Анны Федоровны комната в трехкомнатной квартире, а у Елизаветы Никитичны – комната на двоих с дочерью-инвалидом в двухкомнатной. Ели завета Никитична рассуждает на кухне:

      – А куда ей без ноги? Всяко можно прожить, если по колено… На деревяшке. Пока молодой, можно и поскакать. А старухе-то как? Она и на двух-то раз в неделю выползает. Нет, без ноги не жизнь. Постой-ка в очереди на культяпке!.. А без очереди никто и не пустит. Куда там! Еще и скажут, что нарочно отрезала, чтоб в очередях не стоять…

      Хотя мне кажется, что она первая так скажет, но я киваю головой и слушаю дальше, стоя у раковины. Люблю чистить картошку овощным ножом. Поэтому соседка меня уважает, а мою жену – нет.

      – Да и жизнь у нее, у этой Анны Федоровны, глупая, – продолжает Елизавета Никитична. – Глупая жизнь… На что у меня наперекос, а у нее и не придумаешь как… Мой-то с войны не пришел, а ее, слышал?.. А-а, то-то… А ее этого как в тридцать седьмом взяли – так она его и ждала… Ждала и ждала… А чего ждать?.. Я-то своего сначала тоже ждала, а потом бы, знаешь, если бы не Валюшка моя убогонькая, я бы ка кого безногого привела… И фотографию его держит. Ну? Скажешь, что умная?.. Жизнь-то впустую прошла, за хлебом вон к старости некого поп росить… А соседи-то, Зайцевы, так и ждут, чтобы она прописку поменяла… на Волково кладбище… Спят и видят… Их же четверо, считай, и Жорка свою прописал – значит, пять… и будет у них трехкомнатная, а я, выходит, блокадница и с инвалидом, уроненным в роддоме, должна смотреть, как они получают… А тихая, главное, старуха. Лежит и на меня смотрит, – да куда же она без ноги, сам посуди?..

      Я отворачиваюсь, мне трудно становится дышать, хотя в своей жизни я слышал разные истории.

      АНЯ

      1.

      Аня вспомнила о себе, взглянув на свои руки. Они лежали на вагон ном столике, полусогнутые в пальцах, ребром на светлом пластике и, дрожа, касались друг друга подушечками. Свежий бледно-розовый лак на ногтях вдруг заинтересовал ее, и она пристально разглядывала следы кисточки. «Мама умерла», – подумала она спокойно.

      Все сегодняшнее утро, получив телеграмму, плача, собираясь в до рогу, покупая билет, выехав из Ленинграда и проехав несколько часов, Аня панически боялась этой фразы. Она говорила с кем-то и о чем-то: с кем и о чем она не помнила сейчас. Бывали моменты, когда она забывала, что ей делать дальше. Она минут десять стояла в кассе Московского вокзала и разглядывала железнодорожный билет.

      Сейчас она вспомнила себя. Слез не было. Не было горя и боли. Было неприятно пусто, как после болезни.

      Аня встала и прошла к проводнику. Проводник сидел в своем купе в сбитой на затылок фуражке и, зевая, смотрел в окно. Его большегубое широкое лицо медленно повернулось – поплыло – к ней. Небольшой интерес тут же потух в его глазах, как только он вспомнил, что он проводник.

      – Постель, – тихо сказала Аня, подавая ему рубль.

      Он молча разорвал пакет, подал ей неприятно влажное белье и достал с верхней полки одеяло.

      Она быстро, очень быстро накрыла матрас простынями и одеялом, всунула подушку в наволочку и, как была, в юбке и блузке, нырнула в темноту.

      2.

      – Что ж, люди рождаются и умирают. А СКАЧАТЬ