Господа Головлевы. Михаил Салтыков-Щедрин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ телодвижения, но и тайные помыслы своих приближенных людей, немедленно обеспокоилась.

      – Что еще? – спросила она, смотря на бурмистра в упор.

      – Все-с, – попробовал было отвильнуть Антон Васильев.

      – Не ври! еще есть! по глазам вижу!

      Антон Васильев, однако ж, не решался ответить и продолжал переступать с ноги на ногу.

      – Сказывай, какое еще дело за тобой есть? – решительным голосом прикрикнула на него Арина Петровна, – говори! не виляй хвостом… сумб переметная!

      Арина Петровна любила давать прозвища людям, составлявшим ее административный и домашний персонал. Антона Васильева она прозвала «переметной сумуй» не за то, чтоб он в самом деле был когда-нибудь замечен в предательстве, а за то, что был слаб на язык. Имение, которым он управлял, имело своим центром значительное торговое село, в котором было большое число трактиров. Антон Васильев любил попить чайку в трактире, похвастаться всемогуществом своей барыни и во время этого хвастовства незаметным образом провирался. А так как у Арины Петровны постоянно были в ходу различные тяжбы, то частенько случалось, что болтливость доверенного человека выводила наружу барынины военные хитрости прежде, нежели они могли быть приведены в исполнение.

      – Есть, действительно… – пробормотал наконец Антон Васильев.

      – Что? что такое? – взволновалась Арина Петровна.

      Как женщина властная и притом в сильной степени одаренная творчеством, она в одну минуту нарисовала себе картину всевозможных противоречий и противодействий и сразу так усвоила себе эту мысль, что даже побледнела и вскочила с кресла.

      – Степан Владимирыч дом-то в Москве продали… – доложил бурмистр с расстановкой.

      – Ну?

      – Продали-с.

      – Почему? как? не мни! сказывай!

      – За долги… так нужно полагать! Известно, за хорошие дела продавать не станут.

      – Стало быть, полиция продала? суд?

      – Стало быть, что так. Сказывают, в восьми тысячах с аукциона дом-то пошел.

      Арина Петровна грузно опустилась в кресло и уставилась глазами в окно. В первые минуты известие это, по-видимому, отняло у нее сознание. Если б ей сказали, что Степан Владимирыч кого-нибудь убил, что головлевские мужики взбунтовались и отказываются идти на барщину или что крепостное право рушилось, – и тут она не была бы до такой степени поражена. Губы ее шевелились, глаза смотрели куда-то вдаль, но ничего не видели. Она не приметила даже, что в это самое время девчонка Дуняшка ринулась было с разбега мимо окна, закрывая что-то передником, и вдруг, завидев барыню, на мгновение закружилась на одном месте и тихим шагом поворотила назад (в другое время этот поступок вызвал бы целое следствие). Наконец она, однако, опамятовалась и произнесла:

      – Какова потеха!

      После чего опять последовало несколько минут грозового молчания.

      – Так ты говоришь, полиция за восемь тысяч дом-то продала? – переспросила она.

      – Так точно.

      – Это – родительское-то благословение! Хорош… мерзавец!

      Арина Петровна чувствовала, что, ввиду полученного известия, ей необходимо принять немедленное решение, но ничего придумать не могла, потому что мысли ее путались в совершенно противоположных направлениях. С одной стороны, думалось: «Полиция продала! ведь не в одну же минуту она продала! чай, опись была, оценка, вызовы к торгам? Продала за восемь тысяч, тогда как она за этот самый дом, два года тому назад, собственными руками двенадцать тысяч, как одну копейку, выложила! Кабы знать да ведать, можно бы и самой за восемь-то тысяч с аукциона приобрести!» С другой стороны, приходило на мысль и то: «Полиция за восемь тысяч продала! Это – родительское-то благословение! Мерзавец! за восемь тысяч родительское благословение спустил!»

      – От кого слышал? – спросила наконец она, окончательно остановившись на мысли, что дом уже продан и что, следовательно, надежда приобрести его за дешевую цену утрачена для нее навсегда.

      – Иван Михайлов, трактирщик, сказывал.

      – А почему он вовремя меня не предупредил?

      – Поопасился, стало быть.

      – Поопасился! вот я ему покажу: «поопасился»! Вызвать его из Москвы, и как явится – сейчас же в рекрутское присутствие и лоб забрить! «Поопасился»!

      Хотя крепостное право было уже на исходе, но еще существовало. Не раз случалось Антону Васильеву выслушивать от барыни самые своеобразные приказания, но настоящее ее решение было до того неожиданно, что даже и ему сделалось не совсем ловко. Прозвище «сумб переметная» невольно ему при этом вспомнилось. Иван Михайлов был мужик обстоятельный, об котором и в голову не могло прийти, СКАЧАТЬ