Чужак и Рокот. Елена Ворон

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ спод. Вокруг Мила многие озирались, словно именно здесь, среди взволнованных горожан, притаилось самое интересное. Ищущие взгляды натыкались на рослого, приметного чужака в богатом плаще, задерживались на лице с закрывающей глаз длинной прядью, с любопытством изучали его либо тут же убегали в сторону, продолжая кого-то высматривать.

      Низкое солнце золотило городские шпили и белые башенки на крышах домов побогаче, тусклым пламенем вспыхивало в немытых чердачных оконцах домов победнее. Королевский дворец на зеленом холме сиял высокими окнами, словно внутри бушевал пожар; белокаменные стены в закатных лучах горели красным золотом, блистали позолоченные скульптуры на галереях. Холм был невысок, и прямо от городской площади ко дворцу вела широкая лестница из светлого камня, с тремя террасами. Нижняя терраса была совсем простая, следующая за ней – с затейливыми перилами, а верхняя уставлена по краям огромными чашами из цветного стекла – зелеными, синими, красными. Красных чаш было больше всего; они сверкали, точно рубины в драгоценном ожерелье.

      Вдали, на фоне бледно-синего неба, золотились снежные вершины горной цепи. Внизу горы казались лиловыми, будто надели траур. С той стороны, из-за гор, пришел сюда Мил. Убежал от непоправимого. От своего горького горя.

      А здесь – казнь.

      Толпа ждала, волновалась все больше; озиравшиеся люди негромко переговаривались. Мил хорошо понимал слова, только не мог разобрать, о чем речь:

      – Неваляев-то никого нет! Не хотят, поди, свой молодняк казнить.

      – И Синики не пришли…

      – Что брешешь? Вон тетка Сиников, под балконом Выш-Стрелицев.

      – Ну, сказанул! Это ж Глажеля бабка. Притащилась глаза пялить. Старая, а ни разу еще не казнили.

      – Э, больно Глажелям надо казниться! От них всего двое и были – старший самый да дочь-горбачка.

      – Не ври. Еще мальчишку казнили… как его… тьфу! Ну, который припадочный, с бородавками.

      – Крутени вообще не придут. У них уже всех переказнили, ходить больше незачем.

      – Как – всех? Быть не может!

      – А вот. Сказали: некому казниться, так чего ходить зря?

      – Да что ж это деется?! – с обидой вскричала толстуха у Мила под боком. Снова заворочалась, толкая его мясистым бедром. – Скоро вовсе казнить будет некого!

      – Чужаков приглашать станем, – нервно хохотнули в ответ.

      Мил повел плечами, отодвигаясь от беспокойной тетки, проверил тощий кошель на поясе: висит себе, как висел, и обережка в нем спит. Ни один воришка еще не польстился. Чуют, видать, что кошель только с виду хорош – расшит золотыми нитями – а внутри пустей порожнего. Если не считать обережки. Десяток тяжелых монет были зашиты у Мила в подкладку плаща, да одна, заморская, с дыркой в середке, висела на груди под рубахой. Вот и все его состояние.

      Толпа вдруг разом охнула, колыхнулась – и стихла. Казалось, весь Велич-город примолк, затаив дыхание. А ведь и впрямь не самый маленький город-то – тысяч десять человек будет.

      С верхней террасы спускалась процессия: десяток солдат в красно-зеленых мундирах, с алебардами; офицер в красном, с серебряным позументом, при шпаге; за ним – осужденный на казнь, следом – еще пяток солдат. Мил пригляделся. Одет осужденный добротно, как зажиточный лавочник или трактирщик, шагает спокойно, без понуканий. Ни цепей, ни ремней на ногах и руках. И палача не видно. И ни виселицы, ни плахи, ни сложенного костра.

      Как же они тут казнят, в столице короля Доброяра?

      И за что?

      Мил поборол желание отвести от лица прядь волос и глянуть на мир обоими глазами. Не стоит этого делать без особой нужды; пусть даже никто на него не смотрит.

      Процессия неторопливо двигалась к городу. Миновала среднюю террасу, что с затейливыми перилами, спустилась по светлым ступеням на нижнюю. Здесь офицер остановился, с ним рядом стал осужденный. Солдаты построились у них за спиной полукругом, двое крайних оказались чуть впереди, ближе к народу.

      Толпа внизу шевельнулась – горожане перевели дух – и снова замерла в ожидании. На соседней улице зашлась было лаем собака, но смолкла, жалобно взвизгнув. Мил дернулся, как будто не пса, а его самого башмаком саданули под брюхо.

      – Именем короля Доброяра Великодушного, – негромким скучным голосом начал офицер; слова едва достигали площади, – Живомир Бродень из рода Рыболюбов будет предан смерти за жестокое надругательство над принцессой Вернией, совершенное в первый день Ленивого месяца тысячу триста двадцать шесть дней назад. Его вина бесспорно доказана и сомнению не подлежит. Последняя милость была оказана.

      Офицер смолк с таким видом, словно выполнил нудную, набившую оскомину обязанность. Осужденный Живомир Бродень стоял выпрямившись, развернув плечи, и цепким взглядом СКАЧАТЬ