Вена в русской мемуаристике. Сборник материалов. Отсутствует

Чтение книги онлайн.

      18 февраля / 2 марта

      Утро

      Поверишь ли ты, мой друг, что я с самой завидной стороны представляю себе теперь твой образ жизни? Эта независимость эта свобода располагать собою и своим временем; тихой, уединенной угол твой – мой друг! не желай перемены судьбы твоей, или желай только для того, чтобы почувствовать еще живее всю ее цену.

      Больше часа как я сижу здесь один, в большой, холодной комнате, и сбираюсь идти к послу. Я занимался бы самыми неприятными, печальными мыслями, если бы не пришла мне вдруг мысль о прошедшей жизни моей, мысль о том, что я возвращусь когда-нибудь и в Москву, и что все любезнейшие для меня предметы снова оживут в глазах моих, так как они ожили теперь в моем сердце. Почти во всю дорогу это меня занимало. Москва! Москва! Когда я говорю об этом с тобою и не могу почти удержать слез моих, то утешаюсь во всем, и благодарю судьбу даже и за разлуку с вами. Я бы никогда не был так привязан к друзьям моим, если бы с ними не расставался; и будучи всегда в Москве, я бы никогда может быть столько не любил ее, и никогда бы не чувствовал того, что теперь чувствую.

      Но что же всего больше меня смущает? То, что я несвободен. Вместо того, чтобы идти, одевши кое-как бродить и рассматривать город, я должен, как говорится, во всей форме, идти по должности к Графу, и вероятно, представлять там довольно смешную фигуру. Одним словом: начало моего пребывания здесь очень невесело; почему знать? может быть это хороший знак для будущего; а между тем:

      20 февраля / 4 марта

      Сей час только, мой любезнейший друг, пришел я из театра. Представляли Эмилию Галотти[4], и я провел несколько очень, очень приятных часов. Одардо играет здесь Брокман[5], и я был очень доволен его игрою. Он произносил и играл сильнее нашего Померанцева[6]; но Померанцев в многих местах играет выразительнее (gedämpfter) напр(имер) он гораздо лучше, гораздо ужаснее произносит слова: и когда он прострет к ней сладострастныя свои объятия, то да услышит он посмеяние ада, и пробудится[7]! и вообще в голосе и физиогномии его больше изменений; но в конце пьесы Брокман играет, кажется, гораздо его сильнее. Все актеры, кроме Эмилии, соответствовали игре его, и составляли превосходное целое. Между прочими мать и графиня Орзина играли прекрасно. Последняя кажется понимала роль свою, и умела выразить ее превосходно.

      Я еще не осмотрелся в Вене. Третьего дня провел я всю ночь в редуте[8] и видел всю венскую публику; всего забавнее для меня было видеть с какою важностию немцы и немки танцевали менуэт самый степенный. – Не можешь вообразить себе, как узки здесь улицы; две кареты с трудом могут разъехаться, а домы выше петербургских; чувствуешь даже какое-то стеснение в груди, особливо будучи в первый раз и желал бы в одну минуту очутиться за городом и вздохнуть свободнее на чистом поле.

      Всего более радует меня теперь весна, которой однакож я не успел еще насладиться – так как бы мне хотелось. Вам еще долго ждать ее.