Неизвестность. Алексей Слаповский
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Неизвестность - Алексей Слаповский страница

СКАЧАТЬ «против», а конкретно: так куда идем, в самом-то деле? – и получишь ответы удивительные, узнаешь, что движемся мы в одном и безусловно верном направлении, но при этом каждый укажет в свою сторону.

      Как это в головах укладывается, ей-богу, не знаю.

      Будто слышишь:

      – Христос воскресе!

      – Воистину акбар!

      Мы путаемся в настоящем, не понимаем его, потому что до сих пор не поняли прошлого.

      И я путаюсь.

      Оно ясным казалось мне когда-то на уроках истории в школе. Никаких сомнений, Павел Корчагин герой и Павлик Морозов герой.

      Потом объяснили: нет, Корчагин, может, и герой, хотя, конечно, революционный фанатик, а тезка его Морозов уж точно не герой.

      Потом окончательно разоблачили обоих.

      Потом обоих реабилитировали.

      Потом… – и нет пока этому конца.

      И так во всем, чего ни коснись, и со всеми, кого ни коснись.

      С такими мыслями я брался за эту книгу. Хотелось понять. Не вмешиваясь в речи героев, не вставляя авторских комментариев, не высовываясь со своим мнением.

      И кажется, понял. Но не головой, а, как крепко говаривали в годы Гражданской войны, собственной шкурой – прожив с героями их жизни, неоднократно изменившись, но оставаясь в целом прежним.

      Что именно понял? – ответ в книге, события которой начались совсем недавно, в 1917 году.

ВашА.С.

      Часть I

      Дневник Николая Тимофеевича Смирнова

      1917–1937

      17 декабря 1917 года

      Я лишился правой руки, но я левша, и мне повезло. Я ем левой рукой, пишу грамотность, и все остальное тоже делаю левой рукой. Главная достижения[1], что я вернулся с фронту живой.

      Я Смирнов Николай Тимофеевич, 1894 году рождения, в селе Смирново Акулиновской волости, сословие крестьянин, и вот я пишу эту запись.

      Я был завместо писарь в роте. Писаря убили, и я был писарь.

      Я до этого был деньщик[2]. Полковник Мухортнев Илья Романович учил меня грамоте. Он говорил, что русский народ должен быть грамотный. Он был очень душевный человек, хотя и на войне. Я и до этого немного умел самоуком, но нет никакого сравнения.

      Потом Илью Романовича убило, а меня послали в роту. Там убило одного писаря. Вот я и стал писарь. В нестроевой роте, но на фронте.

      Там нас было несколько. Другие грамотней по сравнению с меня и с хорошим подчерком. Они смеялись, как я пишу, и не давали ничего важного. Но учили меня, пускай со смехом. Я стал совсем грамотный и с хорошим подчерком. Хотя и левша.

      Они еще смеялись, что я прячу, что пишу. Левша ведь рукой закрывает, что пишет. Вот они и смеялись, будто я прячу.

      Я писал все, что велели, и письма фронтовиков. Они говорили слова своим родным, а я им писал. Я жил, как кум королю. Но накрыло снарядом, оторвало руку. Думал, что умру, но ничего.

      Это было перед Светителя Николая. Мои именины.

      Приехали люди и собрали всех. Сказали, что теперь равенство и что командир брат солдату. А кто не согласен, того расстрелять. Наш капитан Данишев был не согласен и сам хотел расстрелять, кто приехал. Они начали громко спорить, кто кого расстреляет, но никто никого не расстрелял.

      Потом приехали другие люди и сказали: штыки в землю и конец войне. А кто если из командиров не согласен, то опять расстрелять. Капитан Данишев был опять не согласен и опять хотел расстрелять, кто приехал, а они, наоборот, хотели его расстрелять. Но опять никто никого не расстрелял.

      Тут началась артиллерия, и нас всех накрыло вследствие скопления на данной дислокации.

      Я очнулся в лазорете.

      Слава Богу и хорошие люди, которые мне отрезали руку, но вылечили.

      И я теперь прибыл в расположении родной деревне.

      У меня, когда ранило, была сумка с бумагой и тетрадью. И ручки, и чернило. Руку оторвало, а сумку не тронуло. Вот чудеса.

      Зато я теперь пишу, потому что мне понравилась эта привычка в периуд прохождения службы.

      Я теперь дома, Слава Богу.

      На Воздвиженье прибыл.

      И тут же мне отец, Смирнов Тимофей Трофимович, а маму мою зовут Анна Федоровна, и еще у меня две младшие сестры, Дарья и Елизавета, а двух старших братьев, Никиту и Семена, убило, а Кирилл утонул, а всего нас раньше было восемь человек, но двое детей умерли еще в детстве. Остались СКАЧАТЬ



<p>1</p>

В записях Н.Т. Смирнова при перепечатке исправлены ошибки и расставлены знаки препинания – для удобства чтения. Сохранены особенности, которые кажутся характерными. Ведь в грамматике и орфографии тоже проявляется личность пишущего, видно его понимание слов и мира.

<p>2</p>

См. предыдущее примечание. Дальше читатели разберутся сами.