Иди сюда, парень! (сборник). Тамерлан Тадтаев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ , изготовлял и закладывал мины. Его устные рассказы столь же увлекательны, как и записанные.

* * *

      А еще интереснее сравнивать: это известное читательское любопытство – а как было «на самом деле». Вот рассказ написанный и напечатанный (у Тадтаева выходила книга: Полиэтиленовый город, М., изд-во СЕМ, 2013), а вот его же основа в авторском живом переложении. Становится видна проделанная работа: разделенные временем эпизоды объединяются или переносятся, меняются герои, добавляются детали… И, конечно, интонации, в которых мешаются смех, страх и жалость. Тут нисколько не мемуары, а записанная на основе реально пережитого «психология войны». Не оставляет изумление: как человек смог совместить в себе (и, кажется, не мешают друг другу) персонажа и автора, активное и часто отчаянно действующее лицо и тонкого памятливого наблюдателя, а позднее и мастерского описателя происходившего.

* * *

      Но с точки зрения самого автора, перед вами «роман в рассказах». «Дьявольская разница!» – если вспомнить восклицание Пушкина. Единство повествования должно выстраиваться (или восстанавливаться) уже в читательском сознании из отдельных и самодостаточных (не нуждающихся друг в друге) фрагментов. Так и происходит. Общий главный герой, обыкновенно не меняющий имя, тождественное авторскому; он же обычно и рассказчик («третье лицо» – редкость), повторяющиеся персонажи (второстепенными их назвать неловко): то один из них, то другой выступает на первый план; общий разворачивающийся сюжет, от события к событию, сменяются годы: с 1992 по 2008; персонажи эпизодические: соседи, девушки, родичи главного героя; ополченцы, военные разных армий, омоновцы, то щедрый бизнесмен, то журналистки с грузинского телевидения…

* * *

      Раз только у героя-рассказчика появляется другое имя. В рассказе «Затмение» его зовут «Гуча», и в том же рассказе появляется и «третье лицо», с ним он заканчивается; герой объективируется, автор отстраняется. Но в следующем рассказе «Пачка «Мальборо» обнажается подоплека этой «смены имени». Гамат, один из повторяющихся персонажей, пленному грузину представляется так: Гуча. Вот как! То есть имя можно брать любое, в память о друге, например. Значит, «Гуча» может легко стать псевдонимом Тамерлана (как и наоборот). В том же рассказе о Гамате приводится и другой пример переворачивания или неразличения: Гамат рассказывает о своем друге (он и есть настоящий Гуча), который поехал в Голландию к любимой девушке, а та оказалась мужчиной. Мир масок, перевертышей, неразличений. Лживый, ненадежный, обманный мир войны. Пусть действие на мгновение переносится в Голландию, которая не только не воюет, но и противопоставляется Осетии с ее военным кошмаром именно как безмятежная мирная страна. Но и Гамат, и Гуча в этот военный карнавал уже навсегда втянуты. И им от него никуда (ни в какой Голландии) не деться, и он их всегда будет преследовать. (Или они будут на него постоянно наталкиваться.) Устойчивый, надежный, а главное, разумный мир для них навсегда закончился.

* * *

      Герой взрослеет. Сначала мы застаем его еще мальчиком. Еще не началась и война. Это «рождение героя» (первые три рассказа – своего рода «пролог»): своенравного, драчливого, самолюбивого, склонного к жестокости и тут же о ней сожалеющего. Это те противоречивые черты, которые в войну помогут герою и приспособиться, стать одним из многих, найти себя среди них, и одновременно обособиться, сохранить себя, а в себе – человечность.

* * *

      Это «человек войны» (а не просто «на войне»). И таким нужно родиться. В дальнейших рассказах очень последовательно проводится различение тех, кто живет на войне и войною и случайных здесь людей. Первых рассказчик называет «крутыми парнями», вторых – иногда «чмошниками»: он их презирает, не хочет мешаться с ними; в рассказе «Тот, кто на другой стороне». Герой вроде бы с первыми или хочет этого, но на самом деле «по другую сторону» и от тех, и от других»; для «крутых» в нем слишком много противоречий и рефлексии.

* * *

      «Мирные» сцены и в дальнейшем будут изредка перемежать военные. (Впрочем, «мирные» сцены здесь – в ожидании новой войны.) Но лишь для того, чтобы показать человека войны в мирное время. А это человек лишний, выключенный из обыкновенной, «нормальной» жизни. Он либо ищет приключений и обычно попадает в самые комичные ситуации (человек войны в мирное время вообще шут, над ним смеются), либо вызывающе бездействует. Замечателен короткий рассказ «Парни с площади», наполовину – своего рода мартиролог: перечисление имен собиравшихся на площади Чребы ребят (некоторые из них – персонажи предшествующих рассказов). Рефреном перечисления становится «ушел из жизни». Парни, тогда еще все живые, просто стояли на площади и разговаривали. А на самом деле ждали – новой войны. Время от времени к ним присоединялись «другие» – те, которые «жили нормальной жизнью»: устраивались на работу. Их увольняли, и тогда они приходили. А «парни с площади» их презирали: лизоблюдов, жопочников, чмошников.

* * *

      А заканчивает герой уже немолодым, усталым и не очень здоровым человеком – поразительный рассказ «Ополченец», например. И который, тем не менее, упрямо лезет на высоту, хватаясь за сердце, ругаясь с женой по телефону, присаживаясь, – СКАЧАТЬ