Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков. Вадим Цымбурский
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков - Вадим Цымбурский страница 20

СКАЧАТЬ умение преобразовывать фундаментальные геополитические картины мира в цели и задачи конкретного игрока, обеспеченные ресурсами и сценариями[13]. На этом уровне геополитика имеет вид объективного экспертного знания, поддающегося подтверждению и опровержению. Но это знание особого рода: относясь к реализуемости тех или иных проектов в наличных условиях, оно роднит геополитическую стратегию (но отнюдь не глубинный смыслопорождающий блок парадигмы) с такими прикладными дисциплинами, как военное искусство, сопротивление материалов, практикуемый «РЭНД корпорейшн» системный анализ, чей главный критерий есть «стоимость-эффективность», и – даже с искусством шахматной или карточной игры. К примеру, сопромат, оценивая прочность деталей машины, не обязан анализировать решение об ее изготовлении с точек зрения экономической, экологической и социальной. Точно так же геополитическая стратегия (включающая в качестве одного из своих компонентов традиционную военную географию), выявляя возможности развертывания той или иной базисной установки в цели, сценарии и задачи, редко поднимается до анализа и критики самой этой установки и воплощающих ее геополитических смыслообразов.

      С другой стороны, сама геополитическая имагинация обычно стремится через посредство своих кодов вкладывать собственные смыслы в стратегические решения, принимаемые по самым разным мотивам, в том числе и не совпадающим с геополитическими резонами. Из-за этого возникает эффект своеобразной «геополитики post factum», служащей вторым источником геополитических мифов. К примеру, можно сомневаться в том, имел ли ввод советских войск в Афганистан в 1979 г. осознанной целью приближение СССР к Персидскому заливу. Но неоспоримо, что задним числом это решение вписалось в геополитический сюжет «стремления державы хартленда к незамерзающим морям», а заодно могло читаться и как свидетельство поворота советской экспансии на юг после Хельсинкских соглашений, закрепивших status quo на западном направлении.

      Третья и важнейшая причина мифотворческой двусмысленности многих утверждений и оценок геополитики заключена в нежесткости и неоднозначности отношений между сценариями геополитической стратегии, с одной стороны, и предположительно раскрывающимися в них глубинными проектами, с другой. Один и тот же базисный проект может выразиться в резко различающихся сценариях, и наоборот – для одного и того же эмпирического сценария бывают допустимы расходящиеся и даже противоположные глубинные интерпретации. Война может не только манифестировать непримиримую враждебность противоборствующих пространств, но и трактоваться как путь к их консолидации через завоевание, присоединение одного пространства к другому. И наоборот, в мирной сделке великих держав геополитик способен усмотреть как формирование единой Большой Формы Жизни, союзного гроссраума, так и размежевание, «разбегание» гроссраумов, «поворачивающихся друг к другу спиной». Вспомним, как Хаусхофер, до СКАЧАТЬ



<p>13</p>

В моей работе [Цымбурский 1999, 22], по сути, представляющей первый вариант данной главы, я называл этот блок просто «геостратегией». Сегодня внутри стратегического блока геополитики я склонен различать – 1) собственно геостратегию, совокупность технологий прямого контроля над пространством, в том числе посредством военной силы; 2) геоэкономику, или «геополитику ресурсных потоков» [Жан, Савона 1997. Цымбурский 1999а; 2000; 2003а]; 3) геокультуру – геополитику лингвистических, культурных и идеологических ореолов, создаваемых вокруг государства средствами его масс-медиа, лояльных зарубежных диаспор и групп влияния (о таких «информационных деревнях» см. [Ильин 1996, 67. Цымбурский 1997а, 75]); 4) а также технику «геополитической акупунктуры» – разнообразных точечных акций, достигающих в качестве кумулятивного эффекта – изменения имиджа стран, регионов и мира в целом (примером можно считать геополитические эффекты международного терроризма [Цымбурский 20036]). Во всех этих случаях мы имеем дело с версиями геополитической стратегии, как правило, реализующей некие принципиальные установки, исходящие из имагинативного блока. В принципе, можно представить вырожденную, минималистскую геополитику (так сказать, «нулевую степень геополитики»), не формулирующую собственных программных геополитических образов и сюжетов, но сводящуюся к стратегическому или тактическому реагированию на непосредственно воспринимаемые раздражители.