О людях, котах и маленьких собаках. Эйлин О'Коннор

Чтение книги онлайн.

      – Теперь можно, – сказал Арцыбашев язве и скрутился в узел от жгучей боли.

      * * *

      Весна выдалась ранняя и сухая. Снег не таял, а сползал, как съежившаяся змеиная шкура. Трава перла из-под него дурниной, словно боясь не успеть прожить лето.

      Алексей Николаевич возвращался домой с очередного собеседования. На скамейке у подъезда горбились две старухи. Одну из них Арцыбашев изредка встречал в компании толстой девочки с диатезными щеками, очевидно, внучки. Вторая, вся в складках кожи, как престарелая игуана, по слухам, держала у себя дома дюжину подобранных кошек. За ней всегда тянулся шлейф аромата кошачьей мочи.

      Обе сухо кивнули Арцыбашеву.

      «Мой портрет лет через двадцать, – думал он, идя мимо игуаны. – Если доживу».

      За прошедшее время Алексей Николаевич не то чтобы привык, что больше ему не с кем разговаривать – привыкнуть к этому было невозможно. Но он смирился. «Запасной путь, главный… – отстранено думал Алексей Николаевич. – Никакой я не поезд. Может, я – рельсы. Или трава, пробивающаяся между ними».

      Он вспомнил, как в детстве жил от лета до лета. Все, что в промежутке, нужно было просто перетерпеть.

      «Скорее бы май».

      С того дня, как Арцыбашев вышел из больницы, он не прикасался к ошметку, оставшемуся от кактуса. Тот так и лежал на шкафу в блюдце, полном сухого чистого песка. Блейзе предупредил: если через месяц не будет никаких изменений, значит, ничего не получилось.

      Вышло, как предсказывал профессор. Но выкинуть останки у Арцыбашева не поднималась рука.

      Он привычно поставил вариться суп. Пока под крышкой тихо булькали овощи, взял влажную тряпку и прошелся по запылившимся поверхностям.

      Стол. Телевизор. Комод.

      На комоде стоял портрет покойной матери в рамке и блюдечко хохломской росписи, которым Арцыбашев прижимал квитанции. Протирая под ним, Алексей Николаевич вдруг вспомнил Ираиду. Рука его дернулась – и блюдце полетело на пол.

      Дзынь!

      Он сокрушенно уставился на осколки. Как ни крути, это была память не только об Ираиде.

      Выбросив разбитое блюдце, он некоторое время осматривался, пытаясь найти ему замену.

      Арцыбашев был человеком глубоко укорененных привычек. Попробовал использовать старую чашку – не понравилось. Чашка торчала на комоде как дура и вносила диссонанс.

      Арцыбашев поморщился и вдруг вспомнил, где есть еще одно блюдечко.

      Сначала эта мысль испугала его. Но чем дольше он стоял, раздумывая, тем сильнее убеждался, что его идея – правильная.

      Сколько можно притворяться, что все еще может вернуться?

      Сколько можно обманывать самого себя?

      Арцыбашева охватила странная жестокая решимость. Кактусу он уже ничем не мог ни помочь, ни навредить. Только себе.

      С собой церемониться незачем.

      Притащив табуретку, Алексей Николаевич, сопя, полез СКАЧАТЬ