Собрание произведений в пяти томах. Том 3. Восьмидесятые. Михаил Жванецкий

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Самостоятельности.

      Говорил: мне положено.

      Как все, так и мы.

      Он даже не знал, на что способен. Что думает по какому-то поводу.

      Ну не знал.

      Никто же не спрашивал.

      Когда в молодости разок ляпнул – погорел.

      Сладкую ненависть, месть – не знал.

      Враги там.

      Когда они приезжали, вроде ничего люди.

      Но ведь враги.

      Замышляют.

      Хотят отнять.

      Хотят, чтоб стоял в очередях. Чтоб не знал ничего, кроме водки, бабы, болей в почках, очередей.

      А он и не знал ничего, кроме этого.

      Наши неудачи

      Вы не имеете права мучить родных неудачами, неидущей работой, разваленной жизнью. Только радовать. Вы должны радовать их успехами, карьерой, блеском и уважением начальства.

      И высоким заработком.

      Неудачи делают вас невыносимым. Невыносимым делают вас неудачи. Прежде всех не понимают жена, дети, мать.

      Вам смотрят в затылок.

      Вам смотрят в затылок.

      От этого ваши дела усугубляются. Ваши дела усугубляются, вы уже огорчаете всех.

      Вы расстраиваете неповинных. Вы расстраиваете неповинных, а ваша голова…

      Ваша голова, как любой другой орган, в такой обстановке отказывается работать.

      От поисков идей, открытий у вас образуется пришибленный вид.

      У вас образуется пришибленный вид, а попытки помочь по хозяйству лишь подчеркивают положение. У вас вырывают ведро.

      У вас вырывают ведро и – «Твое место не здесь!»

      А где ваше место? А где ваше место? И вы идете на улицу. Вы пытаетесь мужественно смотреть на прохожих. Но у вас срывается взгляд.

      У вас срывается взгляд и перекошены брюки. Перекошены брюки, и старая знакомая давно уже вышла замуж – и ни в какое кино, и зачем ей это снова, зачем ей это снова? А старый товарищ, а школьный товарищ бежит. А школьный товарищ, а старый товарищ бежит каждый день, все увеличивая дистанцию от инфаркта, от родных, от новостей и прейскурантов. Он бежит. И говорить с ним… И говорить с ним можно только на бегу под дождем, когда он в трусах, а вы в плаще, и все увидят, как счастье и несчастье бегут рядом. Снова бегут рядом.

      А тот… А тот один, кто буйным ветром занесен в Алма-Ату, – тот сидит там и стесняется…

      Тот сидит там и стесняется писать. Сюда оттуда. Стесняется. И когда вы не вдруг, а точно и буквально напились, обнаружив в себе, обнаружив слабость характера и неустойчивость позиции, развязка завитала и затряслась маманя. Маманя ночью под подушкой затряслась, рыдает мама, зажимает рот… Страшнее нет. Жена и дети – все скрывают слезы. На вас без слез, на вас без слез вообще нельзя и незачем смотреть.

      От вырезок о вреде водки вы напиваетесь страшнее, вернее, снова… и просите вас поддержать жену, чтоб выпить с вами… Жена. Она бледнеет. А вам надо. Вам надо с кем-то. И вот уже не дома, на скамейке в парке какой-то девушке в немытых босоножках снизу ног вы повторяете рассказ с припевом: «Да, она меня не понимает» – и, сосчитав в кармане мелочь: «Я тебя озолочу!..»

      И на вокзале в сопливой, СКАЧАТЬ