– Гарно придумано…
Однако через некоторое время природная осторожность взяла верх, и он засомневался:
– Государыня упряма, завсегда на своем настоит и свадьбу может отсрочить. Нужно что-то иное… Знаешь, какая у нее слабость?
– Об этом кто у нас не знает?
– Ты все об одном, греховодник! Главная слабость у всех рассейских правителей, да будет тебе известно, это страсть к сочинительству. Лишь взойдут, начинают писать: мемуары, исповеди, заповеди, трактаты, пиесы – бог весть что. Вникаешь?
– Вникаю, но без проникновения.
– Государыня за время своего правления чего только не написала, одних пиес не менее дюжины. Вот и нужно, чтобы нынешняя свадьба сопровождалась каким-либо ее собственным сочинительством, тогда она ни за что не отставится. Недавно, помнится, представлялась пиеса государыни про князя Олега, и там игралась свадьба, от нее и будем плясать. Костюмы и декорации, думаю, сохранились, сыскать нетрудно.
– А как насчет актеров? Времени мало.
– Актеров искать не надобно, все здесь. Кстати, вот один из них, – сказал граф, указав на Шешковского. – Ну-ка, диду, иды до мэнэ. Рад узреть счастливого жениха, поздравляю.
Тот приблизился и церемонно поклонился.
– Весьма тронут удовольствием вашего сиятельства.
– А как насчет оды? Учли пожелания государыни?
– Безмерно обласканный высочайшим вниманием, токмо и помышлял о том, чтобы удостоверить наличие иных, опричь венценосной орлицы, птиц дамского пола.
– Ну-ну, видел, как вы одну удостоверили… Что ж, давайте слушать. Тишина!
Храповицкий забегал по залу, приглашая гостей, и они поспешили к графскому помосту в предвкушении нового представления. Шешковский тем временем вынул свое творение из кармана и, вставши в позу, провозгласил:
– Ода по случаю знатного маскерада у графа Безбородки…
Среди присутствующих раздались одобрительные возгласы и поощрительные хлопки в ладоши, на что Шешковский недовольно поморщился, ибо рассчитывал ознакомить со своим творением только избранных. Он понизил голос и, доверчиво склонившись к графскому уху, произнес:
– Я, ваше сиятельство, сначала хочу описать удивительную разноплеменность вашего собрания…
– Вы читайте, читайте, – бросил ему Безбородко, – Fiat lux![2]
– Слушаю-с! – откликнулся Шешковский на первую часть графского приказа. Вторая осталась вне понимания. Он прочистил горло и напыщенно произнес:
Мелькают дамских птичек лица,
И слышны разные языцы.
Вот эфиопка издалеча
К турки́ склонилася на пли́чо…
– К кому? – не понял граф.
– К турки́… Это такой народ, с коим мы воевать изволим.
– Николы нэ чуяв, – признался Безбородко, недавно вернувшийся с русско-турецких переговоров о мире.
Храповицкий громко пояснил:
– Не СКАЧАТЬ
2
Да будет свет! (