Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование. Петр Дружинин

Чтение книги онлайн.

      Ко дню рождения твоему (прошедшему) – эти мелочи.

      Очень жду ответа.

      (Напиши, где тебя задержали: на улице, во дворе или парадной; показала ли ты, что шла в квартиру 51?)

      Понимал ли Константин, что любая записка в тюремных условиях – операция рискованная? Понимал ли он, что такой сокамерник, как Фима Розенберг, – не лучший сообщник в столь тонком деле? Понимал ли, что его записка, как и любая «малява», легко может стать добычей оперчасти?

      Да, он все это понимал, но не видел других вариантов, и отсутствие альтернатив придавало ему смелости в осуществлении задуманного. Но он явно недооценивал возможных последствий в случае неудачи. Содержание записки казалось ему безобидным: он не видел в ней ничего такого, что может навредить ему, тем более Светлане – ведь суд над ней уже состоялся. К тому же просит он всего-навсего подтвердить ее собственные показания, данные ею на суде и отраженные в материалах ее дела, а также просит не менять их в будущем. Пояснения насчет фольги и дубленки – это как бы напоминания, но важные, поскольку для него оставался нерешенным вопрос, признала ли она оба эпизода из его обвинения или только один (отсюда и слова про дубленку).

      Что мы можем сказать сейчас об этом замысле подследственного? Конечно, Азадовский был дезинформирован (то есть еще хуже – он был начисто лишен любой информации, кроме неясных намеков от Хейфеца и скудных сведений от сокамерника) и, кроме того, деморализован. Он пытался действовать и – совершил ошибку. Не потому даже, что отправил записку, содержание которой без труда можно истолковать не в его пользу. А потому, что сел за карточный стол с чертом, да еще возомнил, что сумеет его переиграть. Проще говоря, переоценил свои силы. Позднее, поняв, сколь наивен был этот поступок и сколь опрометчив в той сложившейся критической ситуации, он всегда вспоминал об этом эпизоде с горечью и досадой.

      «Малява» осталась безответной. Зато через несколько дней его вызвал следователь, предложивший подписать обвинительное заключение. Азадовский отказался от подписи. Это было с самого начала его принципиальной позицией – не подписывать никаких бумаг, демонстрируя тем самым последовательное и неуклонное непризнание вины. При этом он понимал, что отказ от подписи не слишком играет на руку обвиняемому, настраивая против него всех причастных к делу работников следствия, суда и т. д. Впрочем, что касается приговора, то отказ от подписи не имел особенного значения: срок все равно неизбежен.

      После этого следователь совершил процедуру, предусмотренную статьей 201 УПК РСФСР: в его присутствии Азадовский смог ознакомиться с материалами, собранными следствием. Прочитал характеристику из Мухинского училища, полистал бумаги, связанные с делом Славинского, увидел и свое приобщенное к делу заявление с просьбой об очной ставке со Светой. Узнал также, что все ходатайства, заявленные Хейфецем, были следователем рассмотрены и, разумеется, отклонены.

      Оставалось ждать, когда будет объявлен СКАЧАТЬ