Барыня. Антон Чехов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ным пальцем постучал по стеклу. В избе замелькал огонек.

      – Кто там? – спросил старушечий голос, и в окне показалась голова Максимовой жены.

      – Выйди, бабушка, на улицу! – крикнула барыня.

      Через минуту из избы вышли Максим и его жена.

      Они остановились у ворот и молча поклонились барыне, а потом управляющему.

      – Скажи на милость, – обратилась Елена Егоровна к старику, – что всё это значит?

      – Что такое-с?

      – Как что? Разве не знаешь? Степан дома?

      – Никак нет. На мельницу уехал.

      – Что он строит из себя? Я решительно не понимаю этого человека! Зачем он ушел от меня?

      – Не знаем, барыня. Нешто мы знаем?

      – Ужасно некрасиво с его стороны! Он оставил меня без кучера! По его милости Феликсу Адамовичу приходится самому запрягать лошадей и править. Ужасно глупо! Вы поймите, что это, наконец, глупо! Жалованья ему показалось мало, что ли?

      – А Христос его знает! – отвечал старик, косясь на управляющего, который засматривал в окна. – Нам не говорит, а в голову к нему не залезешь. Ушел, говорит, да и шабаш! Своя воля! Должно полагать, жалованья мало показалось!

      – А это кто под образами на лавке лежит? – спросил Феликс Адамович, глядя в окно.

      – Семен, батюшка! А Степана нету.

      – Дерзко с его стороны! – продолжала барыня, закуривая папиросу. – Мсье Ржевецкий, сколько получал он у нас жалованья?

      – Десять рублей в месяц.

      – Если ему показалось мало десяти, то я могла бы дать пятнадцать! Не сказал ни слова и ушел! Честно это? Добросовестно?

      – Говорил ведь я, что никогда не следует церемониться с этим народом! – заговорил Ржевецкий, отчеканивая каждый слог и стараясь не делать ударения на предпоследнем слоге. – Вы разбаловали этих дармоедов! Никогда не следует заразом отдавать всего жалованья! К чему это? Да и зачем вы хотите прибавить жалованья? И так придет! Он договорился, нанялся! Скажи ему, – обратился поляк к Максиму, – что он свинья и больше ничего.

      – Finissez donc![1]

      – Слышишь, мужик? Нанялся – так и служи, а не уходи, когда тебе вздумается, чёрт! Пусть только не придет завтра! Я покажу ему не слушаться! И вам достанется! Слышишь, старуха?

      – Finissez, Ржевецкий!

      – Всем достанется! Не являйся тогда ко мне в контору, старый собака! С вами церемониться?! Вы разве люди? Разве вы понимаете хорошие слова? Вы только тогда понимаете, ежели вас по шеям бьют и делают вам неприятности! Чтоб ходил завтра!

      – Я скажу ему. Отчего не сказать? Сказать можно…

      – Скажи ему, что прибавляю ему жалованья, – сказала Елена Егоровна. – Не могу же я быть без кучера. Когда найду другого, пусть тогда и уходит, если ему угодно. Завтра утром чтобы опять был у меня! Скажите ему, что я глубоко оскорблена его невежливым поступком! И вы, бабушка, скажите! Надеюсь, что он будет у меня и не заставит посылать за собой. Подойди сюда, бабушка! На тебе, милая! Что, небось, трудно управляться с такими большими детьми? Бери, милая!

      Барыня вынула из кармана хорошенький портсигар, потянула из-под папирос желтую бумажку и подала ее старухе.

      – Если же не придет, – прибавила барыня, – то нам придется поссориться, что было бы крайне нежелательно. Но я надеюсь… Вы ему посоветуете. Едемте, Феликс Адамыч! Прощайте!

      Ржевецкий вскочил в коляску, взял в руки вожжи, и коляска покатила по мягкой дороге.

      – Сколько дала? – спросил старик.

      – Рупь.

      – Дай сюда!

      Старик взял рубль, погладил его обеими ладонями, бережно сложил и спрятал в карман.

      – Степан, уехала! – сказал он, входя в избу. – Я ей сбрехал, что ты на мельницу уехал. Перепужалась страсть как!..

      Как только отъехала коляска и скрылась из вида, в окне показался Степан. Бледный, как смерть, дрожащий, он выполз наполовину из окна и погрозил своим большим кулаком темневшему вдали саду. Сад был барский. Погрозив раз шесть, он проворчал что-то, потянулся назад в избу и с шумом опустил раму.

      Через полчаса после того, как уехала барыня, в избе Журкина ужинали. В кухне возле самой печи за засаленным столом сидели Журкин и его жена. Против них сидел старший сын Максима – Семен, временноотпускной, с красным испитым лицом, длинным рябым носом и маслеными глазками. Семен был похож лицом на отца, он не был только сед, лыс и не имел таких хитрых, цыганских глаз, какими обладал его отец. Рядом с Семеном сидел второй сын Максима, Степан. Степан не ел, а, подперевши кулаком свою красивую белокурую голову, СКАЧАТЬ